И, казалось бы, сейчас, когда я отчетливо прочла в черных глазах Чи отголосок собственной боли, мне должно было бы стать легче, но не стало. Лучше бы он был счастлив. Лучше бы он светился от счастья как та, что держалась за его локоть. Лучше бы…
Но наша вселенная рушилась одновременно.
Моя, едва собранная по осколкам, и его — казалось бы, монолитная, с невестой, высоким положением и прекрасными перспективами как в будущем, так уже и сейчас. Он должен был бы быть счастлив, но я смотрю в его глаза, и вижу то, что ощущаю сама — безнадежность. Глухую, полную тоски и осознания, что лучше уже не станет — безнадежность.
Это и отрезвило.
Я не хотела, чтобы ему было больно. Все что угодно, любую боль я готова была выдержать сама, но он… я не хотела, чтобы ему было больно.
И это был мой выбор — шаг от любви до ненависти, сделала я.
И реальность начала накатывать волной, вспышками камер, словами министра Эвертан, которые я должна была переводить… Одна маленькая проблема — я онемела от боли. Слова перевода, они застряли где-то в горле горьким комом, но отчаяние… я познала слишком много его граней, чтобы не суметь справиться сейчас.
Бывало и хуже, Кей, бывало и хуже. Ты сильная, ты выдержишь.
Поклон, традиционный, яторийский, и я начинаю переводить тому, кто в переводе не нуждался — Чи превосходно знал гаэрский. Но едва ли взглянув на министра, он глухо произнес на яторийском:
— «Легко соблюдать этикет, когда сыт».
Я могла бы сдержаться, но не стала, и все так же глядя в пол, все в той же позе почтения, тихо ответила на яторийском же:
— «Невеста и флайт, чем новей, тем лучше».
И выпрямившись, с вызовом посмотрела на него.
Я видела как мгновенно и угрожающе сузились его глаза, как на хищном лице отчетливо проступили желваки, я помнила о том, что переводчик суть — инструмент, мне в принципе полагается молчать и только переводить, но… я не хотела, чтобы ему было больно, так же больно как мне, и потому нанесла второй удар, произнеся на языке которому меня обучил Исинхай, и который как оказалось Чи превосходно знал.
— За излишней скромностью, скрывается гордость. Я искренне рада, что твоей невесте есть чем гордиться, ведь ты проводишь ночи в ее постели. Несомненно, соблюдай я традиции твоей планеты, украсила бы свою прическу такой же заколкой.
И серая муть отчаяния в его глазах, медленно сменяется черной ненавистью. Был ли у него повод для ненависти? Чисто объективно — нет. Он сделал свой выбор, и я дала понять – я знаю, что он со своей невестой спит. Ложью было сообщить, что мне тоже есть с кем проводить ночи, но я солгала. В очередной раз.
«Что ты видишь, когда смотришь в зеркало, Кей?»
«Я вижу ложь, Чи, я вижу только ложь».
«Мисс Рид!» — с яростью прошипела Барбара.
Работать, Кей!
И я откровенно лгу министру инопланетных дел Гаэры о том, что господин премьер министр Ятори искренне рад встрече. После перевожу ее слова, перевожу идеально правильно, несмотря на то, что превосходно знаю – он понимает каждое слово министра Эвертан, и в принципе ему полагалось бы сообщить об этом, и тогда, по протоколу, мне следовало тихо исчезнуть и не мешать переговорам… Но Адзауро умел делать больно, и потому всем своим видом, он продемонстрировал насколько сильно нуждается в переводчике.
Добро пожаловать в пыточную, называется.
Я отгородилась от ситуации как могла. Я заставляла себя безразлично следить за ситуацией, не позволяя туману слез, росой опасть на ресницы. Я знала, что выдержу. Знала, что сумею выжить. Знала и убеждала себя в этом раз за разом, давно наплевав на чувство собственного достоинства, потому что… Адзауро не успокоился. И в плавную дипломатическую речь раз за разом врывались яторийские пословицы, типа «И на жемчуге бывают царапины», «Глаза так же красноречивы, как и губы», «Гордыня ведет к поражению».
И получал в ответ жесткое: «Дровами огонь не тушат».
Удар, удар, удар.
Мы как два гребанных дуэлянта, не могли остановиться, несмотря на свидетелей, несмотря на барьеры, несмотря ни на что.
— Мы всегда готовы пойти навстречу разумному шагу Гаэры. Кто он? — произносит Адзауро.
И это министр Эвертан не понимает ни слова на яторийском, а невеста Чи, сидящая рядом с ним, в очередной раз удивленно округляет глаза, при всей своей сковывающей воспитанности не сумев сдержать эмоции.
А я… я перевожу фразу министру, затем озвучиваю ее ответ:
— Гаэра в свою очередь готова к любым инициативам Ятори, — и добавляю, — не твое дело.
Адзауро практически не смотрит в мою сторону, когда произносит:
— Мы так же хотели бы пересмотреть условия таможенного контроля, — и не меняя интонации, не меняя голоса, так, словно продолжал фразу, — не беси меня, кто он?!
Ответственно перевожу фразу министру Эвертан, та мгновенно подключает к переговорам министра экономики, и ответом для Адзауро звучит:
— Мы готовы к диалогу в данном направлении, — и от меня лично, — иди к девятихвостому черту.
Огромные глаза сестры императора становятся еще больше, по протоколу она не имела права произнести ни звука, по тому же протоколу я, как переводчик, была всего лишь инструментом и не более, но все протоколы летели туда же, куда я послала Чи.
Я не смотрела на него, в принципе, не поднимая глаз от поверхности стола, но его прожигающий меня насквозь взгляд ощущала отчетливо.
Еще один обмен фразами, ничего не значащими, скорее формальными, нежели имеющими вес, его глухое:
— Кто он?
И мое:
— Как полномочный представитель Гаэры, я приношу вам искреннюю благодарность за эту встречу, и рассчитываю на плодотворное сотрудничество. Не лезь в мою жизнь.
Встреча завершена.
Стороны обменялись поклонами и заверениями в искренней радости от встречи, после со стороны нашей делегации был вручен подарок невесте господина Адзауро. С ним возникла небольшая накладка, наши готовили подарок для госпожи Натуэро, но сейчас ситуация была совершенно иной, и вместо традиционного подарка, нашим пришлось спешно искать тот, что был традиционным подарком к свадьбе. Статуэтку черепахи, как знак того, что мы желаем молодым крепкого многодетного союза, и выражаем искреннюю надежду, что наш подарок будет беречь их брак от невзгод, как панцирь защищает черепаху. На Ятори к черепахам особое отношение, они считаются с одной стороны бессмертными, с другой — черепаха как бы создает свой собственный мир, внутри себя, отгораживаясь от реальности крепким панцирем. Так что фактически мы пожелали молодым создать свой собственный мир, мир искреннего счастья, наполненный гармонией, терпением и радостью от рождения и воспитания детей.
Подарок выбирала я.
Как дополнительное издевательство надо мной, вынужденной парировать выпады первого министра, одновременно выбирая подарок для него и той… кому в отличие от меня повезло. Или не повезло. Переговоры, что длились всего два часа, вытрепали мне нервы до такой степени, что боли уже не осталось — начала просыпаться глухая и вполне резонная ярость.
