С правой стороны располагался огромный прямоугольный резервуар. Стеклянные стены заволокли пятна изумрудно-зеленых водорослей, и мутная вода была едва различима. От резервуара под искореженный трейлер тянулась железная труба.
Парень на бочке наставил на меня арбалет, похожий на допотопный фламандский лук-самострел. Зубцы блеснули голубовато-серым, характерным для стали оттенком, а вовсе не тем алюминиевым цветом, какой бывает у дешевых изделий. Сила натяжения у лука, похоже, фунтов эдак двести. Привратник мог свалить меня с семидесяти пяти ярдов и ясно обозначил намерения.
«Ву-у-м-м-м, вум-м-м».
Самострел – оружие серьезное, правда, перезаряжается долго.
Незнакомец сверлил меня глазами.
– Чего-то хотели? – Сигарета, прилипшая к его нижней губе, шевелилась в такт словам.
– Я – агент ордена. Расследую исчезновение ведьм из ковена «Вороньи сестры». Говорят, его глава живет в Улье.
– А это кто? – он кивнул на Джули, стоящую позади меня.
– Дочь ведьмы из ковена Эсмеральды. Ее мать пропала. Ничего не слышали?
– Нет. Удостоверение при себе?
Из-за пазухи я вытащила шнурок с кожаным футляром: там я обычно хранила документы. Незнакомец жестом велел приблизиться. Я послушалась и передала ему удостоверение. В нижнем правом углу карточки блеснул, поймав нечаянный луч солнца, небольшой серебристый прямоугольник.
– Настоящее серебро? – поинтересовался привратник.
Сигарета описала сложный узор в воздухе.
– Да.
На серебро чары ложились легче, чем на большинство металлов.
Окинув меня взглядом, незнакомец потер поблескивающий значок.
– Сколько он стоит?
Началось…
– Вопрос неверный.
– Неужели?
– Лучше поинтересуйся, стоит ли твоя жизнь кусочка заколдованного серебра.
Он еще раз небрежно глянул на карточку.
– Трепло.
Я не выдержала и хлопнула его по лицу, быстро вытащив сигарету у него изо рта.
Он дернулся, отшатнулся и тут же получил ее обратно.
– Никотин убивает.
Он снова сунул сигарету в рот и вернул удостоверение.
– Я – Кастер.
– Кейт Дэниелс.
Тент грузовика приоткрылся, и в кузове показалась худощавая латиноамериканка. Она стояла у черной баллисты. Оружие по строению напоминало гигантский арбалет, точный и удивительно мощный. С близкого расстояния таким можно пробить дверь автомобиля. Женщина смерила меня тяжелым взглядом. Такие глаза бывают у тех, из кого жизнь выбила всю кротость. Я его выдержала. В гляделки играют вдвоем.
– За информацию заплачу.
– Гони сотню.
Я передала Кастеру два полтинника. Прощай, плата за телефон.
– Двадцать третий трейлер. Желтый. Иди налево, на развилке – направо.
– Если мне придется что-нибудь забрать, я выпишу квитанцию.
– Это ваши с Эсмеральдой дела, нам дерьма орденского не нужно.
Я достала еще двадцатку.
– Что-нибудь знаешь про Эсмеральду? – спросила я у латиноамериканки.
Та кивнула.
– Она жаждала власти. Обожала пугать людей. Поговаривали, пыталась войти в один из древних ковенов, но чересчур заигралась и попыталась его возглавить, поэтому ее вышвырнули. Она грозилась «показать им всем». Последнее, что я слышала, – Эсмеральда основала свой собственный ковен. Не знаю, как ей это удалось – ее недолюбливали. – Женщина взяла двадцатку и опустила тент.
Кастер бросил мне моток телефонного провода.
– Воспользуйся им. Здесь все слишком быстро меняется. К нам приезжали умники из университета Джорджии, собирались изучать «феномен». Они сгинули. – Его глаза зажглись насмешливым огнем. – Порой мы слышим, как они верещат в стенах. Ищут, как выбраться с Изнанки.
– Вы хотя бы пытались их отыскать?
– Вопрос неправильный. – Кастер довольно осклабился. Сигарета выполнила пируэт. – Лучше спроси, на что похожи их крики.
Я швырнула моток обратно.
– Нет, спасибо. Я даже в гробу буду слышать этот гул. Откуда вообще шум?
Кастер потянулся к баку и постучал. В непроглядной воде метнулась тень. Что-то глухо шмякнулось о дальнюю стену, и к стеклу припечаталась огромная башка, широченная, как обеденное блюдо. Склизкая, в черных пятнах, будто жабья спина, тварь терлась тупым рылом о водоросли. Глазенки невидяще смотрели мимо меня. Вдруг голова разодралась пополам – оказывается, чудище просто-напросто раззявило свою громадную белую пасть. Складки по бокам морды задрожали, и по окрестностям прокатился низкий гул: «Вум-м-м…»
Тварь напоследок шаркнула носом по стеклу и ловко уплыла в сторону. Мелькнула когтистая лапа, кусок мускулистого хвоста, и в мутной воде уже ничего не было видно.
Японская саламандра. Большущая, ростом почти с Джули.
– Вопилка, – объяснил Кастер и пренебрежительно махнул мне рукой.
6
Извилистая тропа вела все дальше в лабиринт изуродованных трейлеров. Из окон вагончиков за нами явно наблюдали. Поздороваться никто не вышел. Никому не было дела до того, что меня сюда привело. Остановишься уточнить дорогу – ответа вряд ли дождешься. Если бы кто-то за уродливыми, похожими на кривые зеркала стеклами решил меня подстрелить, я бы ничего не смогла поделать.
Джули, охваченная схожим ощущением, вела себя тихо и шла след в след за мной, настороженно поглядывая на трейлеры.
Тропа упиралась в высокую башню из обломков железа и прочего хлама и разделялась надвое, обтекая ее. Сама башня – настоящий мусорный монстр – возвышалась почти на сорок футов. Широкое квадратное основание резко сужалось и уходило вверх, оканчиваясь конусом примерно пять футов в диаметре. Я остановилась, чтобы приглядеться. Пара пушистых зверьков размером с кошку, но с длинными «шиншилловыми» хвостами и рыльцами, как у землероек, прыснули в сторону и скрылись в норе.
Я отправилась дальше, мыслями то и дело возвращаясь к туннелю в земле на месте шабаша «Вороньих сестер». Яма меня очень беспокоила, как встревожила бы любая бездонная дыра, особенно в преддверии Вспышки. Боюсь, из туннеля все-таки вылезло нечто. И, конечно, не особо дружелюбное. Сестры нарушили первое правило ведьмовства: делай все как следует. Колдовать нужно или как полагается, или вообще этим не заниматься. Прежде чем наложить заклинание, надо приготовиться к его последствиям.
Если бы они почитали Богиню – олицетворение природы, своего рода воплощение доброжелательных женских божеств, популярных объектов поклонения, – вреда бы не было. Богиня, как и христианский Бог, вездесуща и милосердна. Но они молились Вороне или Ворону, а значит, чему-то мрачному и весьма конкретному.
