Ясеневое древко выскользнуло и, лишившись опоры, со стуком упало на землю; выпучив широко раскрытые глаза, рябой посмотрел на холодное украшенное рунами лезвие, которое Этайн со знанием дела приставила к его горлу – хотя сама она даже не помнила, когда успела достать его из ножен. Бран лишь наблюдал за ними, держась в стороне.
– Конан, – позвала Этайн, не выдав голосом обуявших ее чувств. Не дрогнула даже ее рука. Куда делась женщина, еще две недели назад умолявшая Бога вступиться за нее на дороге к Роскилле? Этайн надеялась, что она канула в небытие. – Не убивай его, косматый ты варвар.
Конан отпрянул от упавшего мужчины – тот сыпал проклятиями и пытался дотянуться до рукояти меча, запутавшегося в его плаще. Ему было плевать, что с ним ничего не случилось; его гордость была уязвлена, и искупить его страдания можно было только кровью.
– Христос милосердный! Грязная шлюха! Убейте уже, кто-нибудь, эту тварь! Бран! Держи ее! Я…
Не дав ему договорить или даже нащупать в негодной одежке рукоять меча, Бран подошел к нему и резко пнул его в висок; недостаточно сильно, чтобы изувечить, но в самый раз, чтобы тот лишился сознания. Суровый взгляд, которым он наградил Этайн, предупреждал и ее не делать глупостей.
– Это твой сын? – спросила она. Рябой осторожно кивнул, стараясь не порезаться. – Я говорила, что не желаю вам зла. И не желаю теперь. Но если он попытается тронуть меня хоть пальцем, клянусь, у него не будет шанса раскаяться. Это понятно?
– Я… я п-понял, девочка, – ответил рябой.
– Да, тебя никто не тронет, – сказал Бран. – За это я ручаюсь.
Этайн отступила и осторожно убрала сакс Гримнира в ножны. Конан подошел и, сев у ее ног, вывалил язык. Хотя ее рука легла волкодаву на затылок, Этайн не спускала глаз со сребробородого старика.
– Ты Бран?
Он кивнул.
– Бран из рода И Гаррхонов. Когда-то я служил Маэл Морде, но это время прошло. Это Руэ Мор из рода Уа Фейеле, а то его жалкий ублюдок с обкромсанными топором ушами, Дунлан мак Руад.
– Меня зовут Этайн, – ответила она. – И мне нужна твоя помощь, Бран из рода И Гаррхонов.
Глава 15
Над медными курильницами клубился фимиам, притаившаяся в тени балкона Кормлада наблюдала сквозь кольца дыма за скрючившимся над гадальным столом Бьярки. Тот не замечал слежки – он застыл, будто вырезанный из китовой кости и хрящей кенотаф. Он так и сидел с самого заката, бормоча заклинания на гортанном языке, его свирепый ум целиком приковывала к себе покрытая рунами чаша с плескавшей в ней черной водой Лиффи. Минуты собирались в часы, а Кормлада все смотрела; смотрела, как над склоненной головой Бьярки вырисовываются из густого дыма завораживающие образы – призрачные зубчатые пики гор с единственной вершиной, открытой всем ветрам…
Вздрогнув, она вдруг поняла, что знает ее: Каррай Ду.
– Ничего! – Бьярки вскочил и перевернул гадальный стол. Древняя чаша из потемневшего от сажи алебастра упала на пол и рассыпалась на осколки, словно стекло. На звук из тени вышел Драугр: он свирепо сверкал глазами и сжимал в руке топор.
– Не могу его найти! – рыкнул Бьярки. – Что-то прячет его от моих чар! Руны, кишки, сейдхьял… все без толку!
Драугр в ответ лишь пожал плечами.
– И что? Почему ты вообще тратишь время на колдовство?
Полудан покосился на сурового тэна так, словно тот сошел с ума.
– Почему? Да потому, что он мне как кость в горле, вот почему!
Бьярки пнул обломки гадального стола; под его ногами захрустели осколки чаши – он с проклятиями принялся мерить балкон шагами, словно запертый в клетке лев. Вскоре он сумел взять себя в руки.
– У римлян была легенда о могучем воине, которого мать окунула в воды реки подземного мира, даровав ему защиту от меча и стрелы – не считая одного пятака на пятке, не больше бабского пальца величиной. Этот воин бросил вызов самой смерти. И он бы высоко поднялся, не скажи один завистливый божок об этой слабости его врагам. Планам этого воина положила конец отравленная стрела, – Бьярки остановился и потряс кулаком. – Этот ублюдок – этот поганый вероломный нидинг, который дышит мне в спину еще со времен Хротгара, – он стрела, которую выпустил в меня сам Злокозненный! Но ты прав. Там, где бесполезны чары, поможет смекалка. Его собратьям по вкусу дикие места. Снаряди конные отряды на пустоши Куалу. Пусть обыщут все вплоть до Ренельских низин…
– Нет, – прервал его Драугр – Кормлада подумала, что лишь он из всех живущих может перечить Полудану. – Не делай ничего. Строй планы и готовь ловушки для битвы, которая одарит тебя короной мак Кеннетига.
– Мне что, ждать, пока эта стрела меня пронзит? Ждать ее ядовитого укуса?
– Нет – точить клинок и выжидать. Скрелинг придет. И у тебя, в отличие от хваленого римского воина, будет щит, который убережет тебя от стрелы.
Полудан насмешливо фыркнул.
– Хочешь сделать из меня приманку? Так не пойдет, Драугр. К тому же, что, если он присоединится к Мунстеру? Он может стать могучим союзником…
Кормлада услышала достаточно. Она выскользнула с балкона и поднялась на вершину башни Кварана. По холодным ступеням зашуршал край ее парчовой ночной рубахи.
Каррай Ду. Она нахмурилась. В последний раз она была там еще девчонкой – в ту ночь, когда мать приняла ее в культ Морриган, богини, которой служили все женщины в ее роду, – но помнила все до последней детали. Бьярки попросту потонул в густом дыме и не увидел в нем ветряного горного пика; не углядел его, несмотря на все свое искусство. Каррай Ду, логово Нехтана. Должно быть, он у Туат, вот почему Бьярки не видит своего фомора…
Дублинская ведьма встала посреди своих роскошных покоев и вытянула руку. Сидевший на подоконнике открытого окна Круах крикнул, приветствуя ее. Птица расправила крылья, царапнув когтями по камню, ворон поднялся в воздух и осторожно опустился на протянутую руку. Склонил голову. В глубоких черных глазах горело древнее загадочное пламя.
– Круах, любовь моя, отведи меня к Нехтану. Отведи на Каррай Ду. Мне нужно самой с ним поговорить. Нужно увидеть это существо своими глазами.
Огромный ворон помедлил, пристально всматриваясь в хозяйку; взгляд был на редкость оценивающий, как у привратника, размышляющего, стоит ли пускать в свои владения какого-то босоногого бродягу. А затем Круах издал странный мелодичный звук, словно заиграла сама по себе флейта. Трель вылетела в окно. Еще не стихло эхо, как в башню влетела дюжина мелких птиц. Вороны, грачи, вороны-падальщицы и сороки; дюжины, сотни – их крики и хриплое карканье слились в разрозненный шум. Круах взлетел, и от взмаха его крыльев разметались волосы Кормлады.
Ее окружили птицы – черная стена перьев, темный вихрь; и чем они были ближе, тем плотнее эта вытканная из самой ночи вуаль скрывала от нее покои. Дублинская ведьма зажмурилась…
