Вначале изумление, а затем ужас отразились на лице Кощея, мокрые волосы прилипли ко лбу. Все его худое тело было в паутине татуировок.
– Ты кто? – прижимаясь к стене, спросил он сквозь струи воды. – Ты кто?
– Хер в кожаном пальто, понял? – негромко произнес Комбат.
– Что тебе надо? – Кощей был абсолютно беспомощен, у него ничего не находилось под руками, да и был он абсолютно голый. А незваный гость стоял напротив него, опустив пистолет. И Кощей понял, этот церемониться не станет, пришьет на месте, только дернись.
И тот страх, старый, древний, вернулся к нему. Кощею стало холодно, будто он стоял на улице на студеном ветру, как генерал Карбышев, замурованный в лед.
– Что тебе надо?
– Ты все сейчас узнаешь. Я задам два вопроса, а ты, ублюдок, дашь мне два ответа. И если хоть один из них мне не понравится, то пеняй на себя.
– Ты что, меня грохнешь?
– Конечно грохну.
– Тогда я тебе ничего не скажу.
– Не думаю, что будет так, – Комбат медленно поднял пистолет.
Он держал его небрежно, словно пластмассовую игрушку, а затем нажал на курок. Пуля раздробила Кощею коленную чашечку. Тот качнулся, осел, посмотрел на ногу, на кафельную плитку, забрызганную кровью. Душ работал, и кровь смывалась, вода пенилась, и пена была неприятно розовой.
– Кстати, я еще не задавал вопросов.
– Что? Что тебе надо? Только не стреляй! Не стреляй!
– Следующий выстрел будет в яйца, а потом в глаз.
Так что подумай, прежде чем станешь говорить.
– Ну же, спрашивай! – прокричал бандит.
– Где я могу найти Валерия Грязнова?
– Не знаю! – выкрикнул Кощей.
Пистолет дрогнул, ствол с черным глушителем качнулся и начал медленно приподниматься.
– Буду стрелять в яйца, поверь, ублюдок, не промахнусь.
– Я не знаю, где он живет, я знаю его телефон-.
– Ты ему позвонишь, ублюдок, и скажешь, чтобы он приехал.
– Хорошо, хорошо, там телефон…
– Не торопись, это первый вопрос. Ответ мне не нравится. Где мальчишка?
И тут Кощей все понял, ему стало все ясно.
– Значит, Грязнов тебя не убил? А я ему заплатил.
– Наверное, мало заплатил, – сказал Комбат, – вот видишь, я жив.
– Сука он! Козел, подонок!
– Правильно говоришь, сука он и подонок. Если скажешь, где он, может, я передумаю, и ты еще немного поживешь.
– Сука! Сука! – корчась от боли, выкрикивал Кощей. – Под Москвой он, слышишь, мужик, под Москвой!
По Минскому шоссе, за кольцевой, поворот.., там лечебница, мать ее.., дурка, психов там лечат. Вот он там прячется.
А где в Москве хата – не знаю. В ресторан он иногда приходит к Султану…
– Где этот ресторан?
– На Беговой.
Комбат не отвечал, он слушал истерично выкрикивающего слова бандита.
– Все сказал, Кощей, или как там тебя?
– – Не убивай! Я дам тебе денег, много денег!
– Мне твои деньги, ублюдок, не нужны! Где мальчишка?
– У Грязнова! У Грязнова!
Кощей молился Богу, что сумел в последние дни разузнать, куда каждый день ездит Грязнов.
Глава 17
Пистолет в правой руке Комбата вздрогнул, и ствол с глушителем начал очень медленно подниматься. Кощей прикрыл живот руками, из разбитого колена вовсю хлестала кровь.
– Нет! Нет! – взмолился он. – Только не убивай, я сделаю все, что ты скажешь! Все!
– Ты уже сделал. Повтори адрес, где я могу найти Грязнова.
Кощей быстро произнес адрес, и с последним словом, вырвавшимся из его рта, Комбат нажал на курок. Пуля вошла в глаз, раздробила череп. Капли крови красными ручейками побежали по кафелю. Вода начала быстро растворять кровь, смывая ее со стен ванной комнаты.
– Ну вот и все, – негромко произнес Комбат.
Его лицо было на удивление спокойно, словно бы он несколько секунд назад не человека убил, а какую-то гнусную гадину, которая не имела права на жизнь.
– Хорошо, – сказал Рублев, выключая воду. В ванной комнате стало невероятно тихо, капли воды медленно сбегали по блестящему кафелю.
«Собаке – собачья смерть», – подумал Комбат, покидая жилище бандита.
Он вышел из подъезда никем не замеченным. Во дворе жадно втянул холодный осенний воздух, ему показалось, что воздух густой, настолько густой, что его можно держать в ладонях, черпать, как воду. Автомобиль завелся сразу же, он стоял в соседнем дворе возле мусорных контейнеров.
Проезжая по улице, Комбат взглянул на окна дома, в котором он был несколько минут тому назад. В большой комнате горел свет.
«Надо было выключить, – почему-то подумал Рублев и улыбнулся. – Придут, выключат. Главное, я перекрыл воду, она могла бы залить жильцов двух нижних этажей. А зачем должны страдать невинные? Они-то ни при чем.»
Адрес, произнесенный бандитом, Комбат помнил, как священник помнит «Отче наш».
«Так вот ты где прячешься, ублюдок! Ничего, я до тебя доберусь, я не стану откладывать дело в долгий ящик, я отправлюсь к тебе, Грязнов, прямо сейчас. Ведь ты меня не ждешь и поэтому удивишься. А я хочу тебя видеть, очень хочу!»
Автомобиль мчался по ночной Москве. Мигали светофоры, мокрая в измороси дорога поблескивала, словно паркет, натертый воском. Комбат чувствовал себя намного лучше, даже руки перестали дрожать, лишь глаза время от времени слезились, и приходилось подолгу моргать, чтобы прогнать, сбросить мерзкую пелену, которая, как туман на болоте, иногда поднималась перед взором.
«Только бы сил хватило, только бы я не помер, не свалился на полдороге. Ну ничего, ничего, Комбат, ты должен выдержать.»
И почему-то тут, в машине, он подумал, что все люди, живущие на земле, делятся на две части, и непонятно, которая из них больше, а которая меньше. Одни смотрят в небо, а другие – в бездну, в бесконечно высокое небо и в бесконечно глубокую бездну.
"А я видел бездну, я был в ней и из нее смотрел в небо.
И возможно, смог выбраться, смог уцепиться за край. Невероятным усилием, нечеловеческим, но все-таки смог вырваться. А теперь меня туда уже никто не столкнет, я победил самого себя! Победил! Самая трудная победа, – слезы текли по лицу Комбата, когда он думал о том, что пережил. – Не знаю, не знаю, кого я должен благодарить за то, что спасся и не остался лежать на дне, барахтаться в зловонной жиже и превращаться в животное. Вот и кольцевая.
