— Ты о ком? — не поняла я. — О Рудине?
— Да при чем здесь Рудин! Его рассказ слово в слово повторяет рассказ Куркова. Три брака, три жены, трое похорон. Я говорю о Калюжном. Сваха для VIP-персон! Ха-ха-ха! Да аферист он! Вот кто он! Такие деньжищи зашибает! Венгрия по цене Малайзии. К этой сумме еще добавьте комиссионные с каждого брака. Девочки, а что если он сам стрелял в Редькину? Малость не рассчитал да и попал? — Алина округлила глаза, испугавшись своей же мысли. — Как я поняла из Степиного рассказа, все несчастья, которые происходили с туристами его группы, были им же смоделированы. Ой, точно, это он Редькину замочил, а потом нам ее труп скинул. Все, поехали!
— Куда?
— Выводить Калюжного на чистую воду. От фактов не отвертится! Я его засажу лет этак на пятнадцать, — пригрозила Алина. — Больше ведь все равно не дадут?
Она трясущимися от волнения руками поднесла ключ к замку зажигания.
— Погоди, нет у нас фактов! — я остановила ее руку. — Не будем торопиться. Давайте вернемся еще раз к рассказу Рудина и рассказу Куркова. Не стану спорить, рассказы похожи один на другой — речь идет об одних и тех же событиях. И все же кое-какое различие между ними имеется. Курков нам не рассказал о смерти своей первой девушки и о проклятии ее матери.
Сказала я это просто так, чтобы немного отвлечь Алину от скоропалительных действий. Она ведь и впрямь может поехать к Калюжному, учинить там скандал. Вот только на руку ли нам сейчас ссориться с Александром Максимовичем? Как мы могли убедиться, он большой мастер на подлости — вызовет полицию и переведет стрелки на нас. Мы были возмущены тем, что Редькина перешла из нашей группы в его группу. Помнится, Алина даже шум подняла по этому поводу. Чем не мотив?
Алина на секунду задумалась, потом опять завопила, на этот раз норовя вылезти из машины:
— Да, точно, это она!
— Ты куда?
— К Рудину, спросить адрес матери этой девушки.
— Алина, чем ты слушаешь? Она умерла через год после трагедии.
— Ага… — Алина собрала складочками лоб, но уже через минуту ее лоб был гладок, как скорлупа куриного яйца. — Если вы помните, я никогда не отрицала связь потустороннего мира с нашим, реальным. Это мать девушки расправлялась с новыми избранницами Куркова!
— Вылезла из гроба и давай всех мочить, — хмыкнула я.
Алина, казалось, меня не слышала. Лицо у нее стало печальным и торжественным. Медленно и протяжно она сказала:
— Проклятие. Месть. И смерть — одна за другой.
Глядя на подругу, с которой явно было не все в порядке, я подумала, что психика — штука тонкая, и еще: от здравого смысла до безумия один шаг.
Я тихо вздохнула и сказала:
— Поехали к Калюжному, — и совсем тихо добавила: — На кладбище мы еще успеем. Лучше всем вместе отсидеть пятнадцать суток в полиции, чем носить тебе передачи в психушку.
В офис нашего конкурента мы в буквальном смысле этого слова ворвались. Чтобы не потерять запал, всю дорогу Алина вспоминала, как Калюжный нас подставил с Редькиной. Сначала переманил ее в свою группу, а потом спихнул на нас ее труп.
— Где шеф? — без какого-то либо намека на дружелюбие спросила Алина у девушки, чей стол стоял рядом с дверью, отмеченной табличкой «Калюжный А.М. директор». — У себя?
— У себя, — промямлила девица, напуганная нашей решительностью. — Доложить? Как вас зовут? Вы, по какому вопросу? — она приподнялась, чтобы исполнить свои секретарские обязанности.
— Сидите, барышня, нас представлять не надо, — Алина взглядом вернула секретаршу на место. — Александр Максимович будет весьма рад нас видеть. Сюрпрайз, — Алина хихикнула и рванула на себя ручку двери.
Александр Максимович сидел перед монитором включенного компьютера. Увидев нас, Калюжный изменился в лице. Оно слегка вытянулось, очки сползли на кончик носа — наше появление стало для него неожиданностью.
— О! Алина Николаевна, Марина Владимировна, — его взгляд остановился на Степе. С ней он знаком не был. — Какими судьбами?
— Познакомьтесь, Александр Максимович. Стефания Степановна, старший следователь прокуратуры, — выдала Алина.
От испуга стоящая в дверях секретарша ойкнула и поторопилась, от греха подальше, скрыться за дверью.
Я скосила глаза на довольную физиономию Степы. Кем она у нас только не была?! И майором полиции, и частным сыщиком, и работником госбезопасности. Вот теперь прокурором стала.
— А… — Калюжный передернул плечами, как будто на него вылили ушат холодной воды. — А по какому вопросу?
— Вы обвиняетесь в убийстве Редькиной Ирины Ивановны, — казенным голосом объявила Степа.
— А так же в мошенничестве, — добавила я, скроив на лице иезуитскую улыбку.
— А вы… — он посмотрел сначала на меня, потом на Алину.
— Мы здесь в качестве свидетелей, — пояснила я наше присутствие.
До сих пор не понимаю, как Калюжный мог поверить в наш спектакль? Ему почему-то не пришло в голову, зачем следователю прокуратуры понадобилось приходить со свидетелями, то есть с нами. Любой бы здравомыслящий человек усомнился, что перед ним настоящий работник прокуратуры, потребовал бы у Степы документы, а он — нет. Наверное, сработала пословица «На воре шапка горит».
Лицо Калюжного сначала стало белее простыни, потом залилось алой краской, и он начал оправдываться:
— Какое убийство? Я здесь ни при чем. Редькину застрелил неизвестный. У меня не было пистолета. Как бы я провез его через границу? Венгерская полиция пытается найти преступника.
— А мы уже нашли, — голосом палача перебила его Алина. — Тоже мне проблема — пистолет. И кто нас проверял на границе? Чемоданы не вскрывали. Личные вещи не досматривали. Вы, Александр Максимович, не то что пистолет, пулемет провезти могли! Лучше не тратьте ни свое время, ни время следователя, а во всем признайтесь. Тем более что мы с Мариной Владимировной уже знаем, какие делишки вы прокручиваете через «Омега-тур». У вас не туристическое агентство, а контора старого сводника!
— И правда, давайте-ка все как есть расскажите, чистосердечно раскаетесь, а на суде я обещаю за вас заступиться, — молвила Степа, на миг перепутав, что Алина представила ее прокурором, а не адвокатом.
— Господи, — воззвал к богу Калюжный. — Да мне ваша Редькина все карты спутала, я проклял тот день, когда пригласил ее перейти в свою группу. Но, клянусь, я ее не убивал. Не убивал, не убивал, не убивал! — зачастил он, норовя сыграть лбом на клавиатуре компьютера.
— Вы, пожалуйста, успокойтесь, — велела я, наблюдая за реакцией Калюжного на просьбу Степы покаяться.
Вид Александра Максимовича настораживал. Глаза его были широко раскрыты, дышал он через рот, словно задыхался, правая ладонь лежала на левой половине груди. Что это значит? Клянется или ему и впрямь плохо? Как бы «Скорую» не пришлось вызывать.
