— Хотел бы знать, что вам понятно.
Степа, потеряв самообладание и принимая все происходящее за чистую монету, кинулась к Воронкову:
— Сергей Петрович, объясните мне, что здесь происходит? В чем вы обвиняете моих подруг?
Воронков поднялся с дивана и стал напротив меня и Алины, буравя нас колючим ментовским взглядом. Меня словно холодной волной окатило, я не выдержала и отступила на шаг назад.
— Попытка бежать только усугубит ваше положение, — предупредил он. — Вы спрашиваете, в чем обвиняются эти женщины? — на этот раз его слова были адресованы Степе.
Вместо нее ответила Алина:
— Ну-ну, хотелось бы знать, — надменно хмыкнула она.
— Гражданки Клюквина и Блинова, — официально начал Воронков, — подозреваются в убийстве туристки Редькиной Ирины Ивановны, а так же в присвоении национального достояния в виде нескольких экспонатов с выставки «Золото скифов».
— Что?! — не веря своим ушам, я повернулась к Алине.
Та смотрела на Воронкова как на душевно больного — с состраданием и одновременно брезгливо.
— Что вы сказали? Мы убили Редькину? Мы украли золото скифов? Ну, знаете ли! Если следовать вашей логике, то и часовню мы тоже развалили!
— Какую часовню? — заинтересовался Воронков.
— Никакую! Это цитата! Фраза из фильма Гайдая, которая полюбилась зрителю и стала впоследствии афоризмом.
«Действительно, при чем здесь золото скифов? — промелькнуло у меня в голове. — И как он узнал о смерти Редькиной? Мы с ним после приезда не виделись. И почему он этот труп на нас повесил? Какого черта он вообще этим делом занимается? Своих дел мало? Решил венгерским коллегам помочь?»
— Читаю ваши мысли, — усмехнулся Воронков, всматриваясь в мое лицо. — Хотите знать, как я вас вычислил?
— Да, если можно, — подавив в себе желание сдерзить, ответила я. — Только не здесь. Пройдемте в мой кабинет, там поговорим.
— А кофе нальете? — вполне миролюбиво спросил Воронков.
Я поостереглась злить майора, а потому велела Алене принести в кабинет четыре чашки кофе.
— Мы вас внимательно слушаем, — сказала я после того, как все мы сделали по первому глотку.
— Начну с событий, предшествующих вашему отъезду в Венгрию, — начал свой рассказ Воронков. — В нашем городе проходила выставка «Золото скифов». Наверное, читали афиши, расклеенные по городу?
— И даже хотели сходить, — ответила я. — Но не успели: по непонятной причине выставка переехала в другой город, хотя было объявлено, что она будет функционировать целую неделю.
— Да, уникальные вещицы экспонировались всего один день. В первую же ночь после открытия выставки, часть экспонатов была украдена.
— Как же это могло произойти? — возмутилась Степа. — А охрана? Сигнализация? Экспонаты кто-нибудь охранял?
— Уважаемая Стефания Степановна, из Лувра крадут, из Эрмитажа, а в нашем случае …
— Сам бог велел, — некстати ляпнула Алина. — Я хотела спросить, где выставка проходила?
— В помещении городской картинной галереи. Здание старое, сигнализация устарела. На всю галерею всего две камеры слежения: одна установлена на входе, другая в зале, который отвели под выставку. Обе камеры отчего-то в ту ночь были выключены, сигнализация не сработала. Сторожа толком ничего сказать не могут. Вечером после закрытия выставки экспонаты были на месте, а утром их словно корова языком слизала.
— Да спали ваши сторожа!
— Спали, — подтвердил Воронков. — В термосах с кофе обнаружены следы снотворного.
— Что это значит? Кто-то из своих, из работников музея, стянул золотишко? Чужой бы не имел доступа к термосам.
— Правильно соображаете, — похвалил меня Воронков.
— Тогда какие претензии к нам? — обижено спросила Алина. — Мы в музее не работаем. Я уже молчу о том, как вы вообще могли подумать, что мы воровки.
— А я вас не в краже обвиняю, а в убийстве и присвоении краденого.
— Хрен редьки не слаще. И зачем нам, по-вашему, надо было убивать Редькину?
— Чтобы присвоить краденое, возможно, для того чтобы вернуть ценности музею. Вы дамочки шустрые, могли раньше меня распутать этот клубок.
— Спасибо за комплемент, но в данном случае вы ошибаетесь. Мы Редькину не убивали и сокровища в глаза не видели, — в который раз я попыталась откреститься от нелепого обвинения.
— Ой, хитрите, Марина Владимировна. Я точно знаю, что именно вы заказали в Венгрии наемного убийцу для Редькиной.
Я лишь пожала плечами, не зная, как реагировать на словесный бред Воронкова.
— У вас и доказательства имеются? — хмыкнула Алина.
— Визитная карточка, которая случайно оказалась среди купюр, коими заказчица расплачивалась с исполнителем.
— Вы что, исполнителя убийства нашли?
— Не я, мои венгерские коллеги. Вот, пожалуйста, взгляните на копию карточки, переданную нам по Интернету, — Воронков открыл папку и извлек из нее лист с фотографией двух сторон моей визитной карточки. — Марина Владимировна Клюквина, директор туристического агентства «Пилигрим» и телефоны, — прочитал Воронков. — Ваша визитка?
— Моя. Я всем своим туристам даю. На обратной стороне карточки я пишу номер своего мобильного телефона, на тот случай, если они потеряются в городе или у них возникнут проблемы.
— Вот, видите, эта карточка не доказывает, что именно Марина заказала убийство Редькиной, — живо откликнулась Алина. Потом она нахмурилась, секунду подумала, толкнула меня в бок и зашептала: — Марина, что же получается, мы и убийцу, и жертву возили? Он говорит, что заказчица женщина. Кто? Веронике два мужика без надобности. С двумя в загс не пойдешь. Неужели все же Попкова?
— О чем вы там шепчитесь? — насторожено спросил Воронков.
— Сейчас, сейчас, — пробормотала Алина, роясь в телефонной книге мобильного телефона. — Нашла. Сейчас, сейчас… Алла? Здравствуйте. Это Алина Николаевна вас беспокоит. Ответьте мне на один вопрос. За день до нашего отъезда вы с Анатолием ходили в купальни? Да, — Алина многозначительно кивнула мне головой. — В котором часу? — последовал еще один кивок. — Видели кого-то из знакомых? Да? Ах, этих. Ну спасибо, — выслушав Аллочку, Алина положила телефон обратно в сумку и продолжила разговор со мной: — Они там были. Вернулись одним трамваем в одиннадцать вечера. Валентина не соврала. У нее и дочки железное алиби.
— Какое алиби! У кого алиби? — взорвался Воронков. — Опять в своем репертуаре? Ах, ну да, как я мог забыть? Хобби! О трупы спотыкаться! А ну живо все рассказывайте. Что вы там нарыли? — голос Сергея Петровича становился все громче и громче. В конечном итоге майор сорвался и перешел на крик.
Слушая громкие выкрики в наш адрес, я про себя отметила, что Воронкову нельзя предлагать кофе. Кофеин в нем пробуждает агрессию, делает нервным и истеричным.
