— Да знаем мы, — отмахнулась от него Алина и пошла прямиком к лестнице.
Воронков поджидал нас у кабинета. Выглядел он весьма озабоченным, словно мы оторвали его от дела чрезвычайной важности.
— Что у вас? Говорите, а то мне некогда, — предупредил он, кивая головой на дверь в кабинет.
— Мы знаем, кто мог заказать убийство Редькиной, — выпалила Алина, выпрямив спину и приняв горделивую осанку победительницы.
— Вы знаете, кто мог бы заказать Редькину, а я знаю, кто ее заказал, — хмыкнул Воронков и победно улыбнулся, радуясь тому, что у нас только предположения, а у него уже проверенные факты, более того, заказчик преступления сидит вот за этой дверью. Заметив, как Алина закусила от злости губу, Воронков вполне миролюбиво спросил: — Дамы, а вы откуда?
— С кладбища, — мрачно процедила Алина.
— А… — протянул он, пытаясь спрятать улыбку. — Тогда понятно. Скорбите? По ком, если не секрет?
— Сергей Петрович, мы пришли к вам с миром, — Степа сделала шаг вперед, загородив собой Алину, которая уже открыла рот, чтобы осадить нахала. Алина может! Воронков не стерпит, и уйдем мы ни с чем. — Хотим вам высказать свои соображения, а вы нас гоните, — Степа обиженно поджала губки.
— Я вас гоню? — Воронков делано удивился. — Ну что вы! Я вам всегда рад. Просто счастлив, когда гражданские лица помогают нашей доблестной полиции.
«Врет! Насчет помощи — врет. Он терпеть не может, когда мы влезаем в очередное расследование. Значит, играет на публику. А Степа ему подыгрывает, стараясь сдержать Алину, чтобы та чего-нибудь сгоряча не ляпнула. Ишь, как покраснела, губы надула, венка на лбу забилась», — подумала я, вглядываясь в Алинино лицо.
— Говорите, счастливы, а сами держите нас в коридоре, — напомнила Воронкову Степа.
— Как же, счастлив он, — пробурчала Алина.
— Не верите? Может, чаем вас угостить?
— Сюда вынесете?
— Да сколько можно? — не выдержала я словесной перепалки. Если Степу, Алину и Воронкова не остановить, то они долго будут ваньку валять. — Кто убийца? Если вы знаете — говорите. Если нет, то скажем мы.
— Кто? — шепотом спросил Воронков и заговорщицки нам подмигнул.
— Нет, говорите вы. Кто?
— Ну ладно.
Я и Степа потянулись к Воронкову. Даже Алина мгновенно забыла об обиде и тоже сделала шаг вперед.
— Кто?
Воронков приоткрыл дверь в свой кабинет ровно настолько, чтобы можно было увидеть женщину сидящую к нам вполоборота.
— Вострикова? Это Вострикова! — сказала я шипящим шепотом. Я узнала ее не сразу, с момента расставания на вокзале она сильно изменилась. На ней было не бесформенное платье, а стильный деловой костюм. Волосы уложены в аккуратную прическу, никаких косм и никакой седины.
— Как вы на нее вышли? Раньше нас… — Алина посмотрела на Воронкова страдальческим взглядом.
Воронков пожал плечами.
— Вы сами мне вчера дали список людей, с которыми ездили в Венгрию. Первый выстрел попал в яблочко. Ехали к ней просто поговорить, а вышло так, что встретились с заказчицей убийства. Застали ее выходящей из квартиры, она торопилась на службу. С первой минуты она повела себя весьма странно, испугалась, не хотела говорить, где работает. С трудом удалось из нее выжать, что работает она в «Интерстали», в фирме, которой руководит небезызвестный вам Курков Кузьма Егорович. Интересно, правда?
— Правда. А что же Курков? Неужели он не знал, кто с ним работает? — спросила я, обращаясь не к Воронкову, а к Алине.
— Вострикова была в нашей группе, — напомнила Алина. — Он мог ее вообще в Венгрии не встретить.
— Курков мог даже не знать, что Вострикова работает в «Интерстали». Она сидит в отделе кадров. Шефу на глаза не попадается, зато в курсе всех передвижений и событий, происходящих в этой фирме, — пояснил Воронков и пристально на меня посмотрел. — Постойте, а вы тоже на Вострикову что-то раскопали?
— Вострикова — родственница, предположительно сестра девушки, в которую был когда-то влюблен Курков. Мать этой девушки прокляла Кузьму Егоровича. Все несчастия, происходившие с его женами, Курков списывает на это проклятие.
— Ах, вот оно что! — заинтересованно воскликнул Воронков.
— А вы об этом не знали? — удивилась Алина.
— Нет, — признался Сергей Петрович. — Я вам уже говорил, что Вострикова пыталась скрыть место работы, пришлось ей напомнить, что все тайное становится явным. Раз уж мы к ней пришли, то узнать место ее работы не составит нам особого труда. Она тут же и раскололась. Не только сказала, что работает в «Интерстали», но и призналась в том, что наняла убийцу для Редькиной. Что ее побудило к этому поступку, она наотрез отказалась говорить. Но теперь, кажется, все стало на свои места. Хотите присутствовать на допросе? — неожиданно расщедрился Воронков.
— Да.
— Если можно, — добавила Степа.
— Идемте. Только, чур, сидеть тихо.
— А мы много пропустили? — спросила я.
— Да ничего вы не пропустили. Но теперь, зная, что она приходится родственницей…
— Лили Ивановой, — подсказала Алина.
— Думаю, она заговорит.
Воронков завел нас в соседнюю комнату, которая оказалась смежной с его кабинетом, и из которой сквозь жалюзи поверх стеклянной перегородки можно было видеть и слышать все, что происходит на допросе. Усадив нас лицом к стеклу, он через коридор вернулся в свой кабинет.
— Прощу прощения, Лидия Митрофановна, что долго отсутствовал, — Воронков сел за свой стол и продолжил допрос. — Вернемся к теме нашего разговора?
— А чего к ней возвращаться? — пробурчала Вострикова. — Я же во всем призналась, ведите меня в камеру.
— Нет, так не пойдет. Нам нужны подробности.
— Какие подробности? Взяла газету, нашла объявление, позвонила.
— Ну и зачем вы это сделали? Испытывали неприязнь к Ирине Ивановне Редькиной? Из-за чего вы ее убили?
— Ничего я к ней не испытывала! Убила и все.
— Поймите, Лидия Митрофановна, мы должны докопаться до истины, — устало сказал Воронков. — Может, вы себя оговорили?
— Да я ее заказала! Я! Что вам еще от меня нужно? — нервозно спросила Вострикова. — В душу лезете. Ничего я вам больше не скажу! — выкрикнула Лидия Митрофановна и отвернулась к окну.
— Лидия Митрофановна, — привлек ее внимание Воронков, — А вы Лилю Иванову помните? Сколько лет прошло, как она погибла? Двадцать? Двадцать пять? Больше?
Вострикова медленно повернула голову к Воронкову. Мы не могли видеть выражения ее лица, но голос ее дрожал.
— Вам все известно? Зачем же вы меня пытаете? Жилы из меня тащите… Да как вы можете знать, что у меня все эти годы на душе было?
