— Вот вы нам все и расскажите, облегчите душу, — предложил Воронков. — Давайте с самого начала.
Он протянул Востриковой стакан вода, и та, сделав несколько нервных глотков, стала рассказывать.
— Лиля — моя старшая сестра. Между нами разница в пять лет. Кто Лилин отец, я не знаю, он сбежал еще до того, как родилась Лиля. Бабушка говорила, что вроде бы он был приезжим, командированным. Как она не предостерегала дочь, но мама влюбилась в него по уши. Мама долго скрывала свою беременность: все ждала, что ее возлюбленный вернется и женится на ней, но он так и не вернулся. Наверное, он был хорош собой, потому и Лиля уродилась красавицей. Не то что я, — она тяжело вздохнула. — А потом мама вышла замуж за моего папашу. Сколько себя помню, ругались они постоянно. Отец закладывал за воротник, а мать его попрекала пьянством и безденежьем. Одна надежда была на Лилю, что та поступит в институт, выучится, выйдет замуж за хорошего человека и будет помогать семье. На меня таких ставок не делали: училась я плохо (папочкины гены сказались), да и лицо у меня — сами видите. Кто такую замуж возьмет?
Лильку я любила и страшно ей завидовала. Почему она такая красивая, а я родилась уродиной? А еще мне нравился ее парень. Мне он представлялся сказочным принцем. Я мечтала, что придет время, я подросту и превращусь из гадкого утенка в прекрасного лебедя, стану такой же красавицей, как Лиля, и Кузьма обязательно обратит на меня внимание.
Но этому не суждено было сбыться. Во-первых, я осталась такой же некрасивой, как и в детстве. А во-вторых, так случилось, что я не видела Кузьму долгих пятнадцать лет. Когда погибла Лиля, мне было двенадцать. Не знаю, что у них произошло, что за размолвка вышла, случайно Лиля утонула или хотела утопиться. Мне врезалось в память другое: как мать кляла Кузьму. На похоронах она кричала, что именно он сгубил мою сестру и что, даже если суд его не покарает, она все равно сделает так, чтобы он страдал всю жизнь и жил одними воспоминаниями о Лиле. Но уголовное дело заводить не стали. Официальное заключение патологоанатомов было таковым: Лиля утонула сама. Мать страшно переживала и из-за Лили, и из-за того, что Кузьму не засудили. Ее радовало одно: он провалил экзамены в институт, и его заберут в армию. Она надеялась, что его пошлют в горячую точку и там убьют. Ей казалось, если он погибнет, справедливость восторжествует.
— Страшной женщиной была ваша матушка, — не сдержался Воронков.
— Возможно, к сожалению, долго мама не прожила. Через год она заболела, два месяца пролежала в больнице и умерла. Отец окончательно спился, через полгода после ее смерти отравился паленой водкой. Спасти его не смогли. Школу я заканчивала в интернате. После школы поступила в техникум. Училась я неплохо, но личная жизнь у меня не ладилась, с парнями не встречалась и замуж так и не вышла. Да и с работой были проблемы. Везде брали только по знакомству. Однажды я прочитала объявление в газете, что некая фирма набирает штат. Собеседование проводил сам директор, Кузьма Курков. Я его узнала, его трудно было не узнать. Он — нет, — всхлипнула Вострикова.
— Но вы же сами сказали, что прошло пятнадцать лет, — напомнил ей Воронков. — Он вас видел ребенком, вы изменились. Вы не должны были на него обижаться. Тем более что в фирму вас, как я понимаю, взяли.
— Сначала отказали, а потом, когда я сказала, что очень нуждаюсь в работе, взяли в отдел писем. А у меня, между прочим, диплом экономиста, — не без гордости заметила Вострикова. — Это уж потом я в отдел кадров перебралась, а первые пять лет с корреспонденцией по этажам носилась. Но не это меня задело. На столе я увидела фотографию Куркова в солдатской шинели. Он стоял в обнимку с какой-то девушкой. Я не сдержалась и спросила: «Это вы на фотографии? Такой молодой. А кто с вами?» «Жена», — ответил Кузьма, недовольно на меня посмотрев. Мне потом объяснили, что она умерла, будучи беременной, но в тот момент я расценил его взгляд, как «Не задавайте лишних вопросов. Вас это не касается». Мне стало нехорошо, обидно за сестру. Я-то знала, когда он пошел служить. Следовательно, не прошло и года со дня Лилиной смерти, а он уже завел роман с другой девушкой. Как же я была зла на Куркова, от детской влюбленности не осталось и следа. Душу жгла обида за сестру. В памяти всплыли матушкины слова. И я подумала, что он заслуживает ее проклятий. А когда узнала, что он вдовец, обрадовалась: «Смерть его беременной жены — не что иное, как мамина месть», — Вострикова глубоко вздохнула, а потом опять заговорила: — Через некоторое время по фирме поползли слухи: шеф вновь женится. Он светился от счастья: улыбался, здоровался со всеми, хотя раньше, кроме своих заместителей и секретарши никого не замечал. Настал день бракосочетания, я пошла в церковь и поставила свечку за упокой души невесты.
— За упокой? — не поверил Воронков и переспросил.
— Да, — как ни в чем не бывало ответила Вострикова. — Я хотела, чтобы она умерла, как умерла ее предшественница и моя сестра Лиля.
— Она ненормальная, — толкнула меня в бок Алина.
— Похоже на то, — ответила я шепотом.
— А чему вы удивляетесь? — хмыкнула Степа, глядя сквозь жалюзи. — Дочь алкоголика. У всех детей алкоголиков нарушенная психика. А где тонко, там и рвется. Мать вдолбила ей, что Кузьма должен принадлежать только Лиле. На почве ревности, она тронулась умом, и теперь всякая женщина, приближающаяся к Куркову, становится ее личным врагом.
— Курков женился, а с его женой ничего не случалось, — с сожалением отметила Вострикова. — Никакая хворь к ней не клеилась. Она иногда заходила к мужу на работу — цветущая, румяная. Не могла она просто так умереть. Я это хорошо понимала, — вздохнула Лидия Митрофановна.
Как только она так сказала, у меня мурашки пробежали по коже.
— Неужели она решила подстроить автокатастрофу? — с ужасом прошептала я.
— Ты слушай, и будешь знать, — зашипела на меня Алина. — Бери пример с Воронкова. У него от ее признаний даже челюсть отвисла, а молчит, боится, что Вострикова передумает говорить.
— Да замолчите вы! — одернула нас Степа.
Надо сказать, вовремя, потому как Вострикова перевела дух и вновь заговорила:
— Людмила ездила на красной иномарке. По тем временам такая машина считалась роскошью. По средам она всегда заезжала вечером за мужем, пересаживалась в его «Волгу», чтобы вместе отправиться ужинать в ресторан. Такая у них была традиция. Иномарку же она оставляла на ночь в гараже, арендованном «Интерсталью». На следующее утром она приезжала с Кузьмой и вновь пересаживалась в свою машину: по четвергам она всегда ездила на теннисные корты. Так было и в тот раз. Вечером она поставила машину в гараж и уехала с Кузьмой ужинать. Надо сказать, что тогда у меня тоже была машина: продав домик в деревне, я купила старенькую «девятку». Время от времени я договаривалась с охранниками и загоняла «девятку» в гараж. В одну из сред я поставила свою машину в гараж, улучив момент, подошла к иномарке Курковой и ослабила в одном месте болты с таким расчетом, чтобы она нормально выехала из гаража, а по ходу движения болты слетели. Дорога на корты такая — то вверх на бугор, то вниз с бугра, — вся машина на запчасти может рассыпаться. Никому в голову не пришло, что болты не были закреплены. Еще над тормозами поколдовала.
