Но, вместе с тем, они были ужасными, холодными, бессердечными людьми, которым не следовало становиться родителями. Они отказывались понимать, что ребенок не в состоянии сосредоточиться на чем-либо одном.
Финальный аккорд прозвучал перед моим отъездом за рубеж. Когда я сказал родителям, что хочу отдохнуть от учебы в колледже и отправиться в путешествие, они дали мне энную сумму денег. Я купил билет с открытой датой вылета и выпил несколько дюжин рюмок. Энди и еще два приятеля решили присоединиться ко мне. Мы разработали спонтанный план и условились о дате вылета. И я не признался тогда ни им, и никому другому, что ужасно трусил.
За несколько часов до вылета я все еще паковал вещи, все еще решал, какие футболки мне взять с собой и понадобится ли мне теплая куртка. Я пребывал в диком возбуждении. Я смертельно боялся уезжать из Хидден-Оукса. Я боялся покидать свою детскую спальню, стены в которой были раскрашены так, что создавалась иллюзия, будто я нахожусь в синем небе, в окружении звезд. Я устал гадать о том, что было за ее пределами, за необъятной гладью океана. Я устал мечтать о дальних странах и решил увидеть их своими глазами.
Но в то же время я не представлял себе, что могло поджидать меня там. Я уже потерпел фиаско в теннисе. И не смог поступить в хороший колледж. Средненький теннисист, средненький студент. Что, если, и покинув родные края, я не смог бы себя обрести? Ну и ладно, – утешал я себя. – Все лучше, чем и дальше чувствовать себя сыном, которому не стоило рождаться.
Я искренне надеялся, что не вернусь больше домой и не увижу снова стен, окрашенных под небо.
Мои родители не повезли меня в аэропорт. Я вызвал такси, потому что постеснялся попросить друзей и их родителей захватить и меня. Была среда, утро. Мой рейс был рано, только начало светать. Я, моя мать со своей традиционной чашечкой кофе и мой отец, уже одетый, – мы все стояли в холле, на сверкающей плитке, в окружении зеркал. В вазе на столе в центре холла пылали ярко-оранжевые хризантемы. Над нашими головами лучи восходящего солнца играли с кристаллами люстры, отбрасывая на лестницу дивную радугу.
И в этот миг посигналил таксист. Мать поцеловала меня в щеку. Отец пожал мне руку.
– Па, я хотел…
– Счастливого пути, – произнес он.
Я сразу позабыл, что собирался сказать. И вышел из дома. Больше я родителей не видел.
* * *
В конечном итоге я не стал врать детям. Я сказал им, что их бабушка и дедушка погибли в нелепой автокатастрофе и оставили нас на многие-многие годы.
Я не рассказал им всего – только часть. Так посоветовала Миллисент. Мы вместе решили, что им сказать. Чтобы все выглядело официально, мы устроили семейное собрание. Ведь Рори и Дженна были еще такими маленькими. Возможно, это было не совсем честно по отношению к ним, но мы так решили.
Мы сели в гостиной. Дженна была уже в своей желтой пижаме с рисунком из воздушных шариков. Дочке нравились воздушные шарики, а сыну нравилось их хлопать. Темные волосы Дженны были острижены по подбородок, а лоб скрывала кокетливая челка, из-под которой сверкали любопытством темные глаза.
Рори был в тренировочных штанишках и синей футболке. Когда сыну исполнилось семь, он заявил, что слишком стар, чтобы носить пижаму. Мы сможем это пережить – решили мы с Милисент. И жена перестала покупать Рори пижамы.
Мне было тяжело смотреть на их крошечные, доверчивые личики и говорить, что иногда родителям лучше не заводить детей.
– Не все люди могут быть родителями, – сказал я. – Как и не все люди хорошие.
Первой отозвалась Дженна.
– Я уже знаю про незнакомцев, – сказала она.
– Не все в твоей семье хорошие. Или были хорошими, – продолжил я.
Сморщенные лица. Недоумение.
Я проговорил десять минут. Ровно столько мне потребовалось, чтобы объяснить своим детям, что их бабушка и дедушка не были хорошими родителями.
Вся ирония в другом: то, что я сделал с Холли и остальными, может обернуться для меня печальными последствиями. Как знать, может быть, в один из дней, Рори и Дженна заведут похожий разговор со своими детьми и скажут им то же самое обо мне и Миллисент.
35
Я предполагал, что на ДНК-анализ пряди Наоми уйдет больше недели. Возможно, потому что в кино такие тесты всегда делаются очень быстро, я считал иначе. На настоящий анализ ДНК действительно требуются месяцы. Но не на предварительные тесты. И не тогда, когда полиция пытается разыскать женщину, которая еще, возможно, жива.
ДНК-анализ показывает: с вероятностью более 99 процентов волосы принадлежат Наоми.
Кекона – единственная, кто сообщает мне эту новость. Наши регулярные уроки тенниса превращаются в курсы криминалистической экспертизы, потому что теперь ее хобби – это телерепортаж и документальные фильмы и о настоящих преступлениях. А в них исчезновение и/или убийство женщин – частые темы.
– Всегда молодые, красивые и в основном невинные, – говорит Кекона, перечисляя характеристики жертв, ставших героинями подобных программ. Она попивает кофе, и я подозреваю, что это – не первая ее чашка. – Хотя есть сюжеты и с проститутками – в качестве поучительных историй.
– И что потом? – спрашиваю я.
– Что вы имеете в виду?
– Что происходит потом, после того, как исчезает молодая, красивая и в основном невинная женщина?
Кекона поднимает вверх обе руки, как будто пытается успокоить расшумевшуюся аудиторию.
– Вариант первый – бойфренд. Потому что он – ревнивый собственник. Либо бывший бойфренд, который тоже – ревнивый собственник.
– Разве это один вариант?
– Да. Вариант второй – незнакомец. Это может быть психопат/ сталкер/ социопат/душевнобольной человек/серийный убийца. Кто-то из них.
Кекона не открывает мне америки. Я тоже смотрю телевизор. Хотя последние дни я его не включал. Потому что новости до сих пор под запретом в нашем доме. Я пропустил репортаж Джоша о результатах ДНК-анализа. Но сделал себе зарубку в памяти – посмотреть его в сети.
– Возможный исход? – произносит Кекона так, словно я ее об этом спросил. – Смерть. Изнасилование и смерть. Пытки, изнасилование и смерть.
Добавить к этому нечего.
– Правда, случается, что кто-нибудь выживает, – добавляет Кекона.
– Но не часто.
– Даже в кинофильмах, – кивает Кекона.
Мы возвращаемся к игре в теннис. Но через некоторое время у меня вызревает еще один вопрос к своей клиентке:
– Как вы думаете, почему так популярны истории о пропавших женщинах?
– Ничто так не берет за душу, как девица в беде.
* * *
Запрет на новости в нашем доме изначально был лукавством, потому что у всех у нас в мобильниках имеется Интернет. И каждому из нас уже известны результаты ДНК-теста. После ужина Миллисент ведет меня в гараж. «Ночное свидание» экспромтом.
