Он приезжал в наш городок дважды в месяц по работе и был частым гостем в «Ланкастере». И он несколько раз встречался с Наоми, как и с некоторыми другими постояльцами.
– Скажем так: она не всегда общалась с гостями отеля только по рабочим вопросам.
– Вы можете высказаться конкретнее? – спрашивает Джош.
– Не думаю, что мне нужно это делать. Люди достаточно умны, чтобы понять, что к чему.
Этот человек первый, кто упоминает о делишках Наоми на стороне. И не последний.
Один за другим на экране появляются сотрудники отеля, утверждающие, что знают всю подноготную Наоми. Она спала со многими мужчинами. Некоторые из них были гостями отеля. Никто из интервьюируемых не говорит о деньгах. Это был секс ради секса. Наоми не была проституткой. Она была двадцатисемилетней женщиной, которая переспала не с одним постояльцем гостиницы.
Первый из ее любовников скрывает свою личность. На телеэкране его силуэт размыт, голос искажен.
– Вы останавливались в отеле «Ланкастер»?
– Да.
– И вы были знакомы с портье по имени Наоми?
– Да.
– И у вас был с ней секс?
– Мне стыдно признаваться, но – да.
По его словам, Наоми была агрессором. Она сама ему навязалась.
На экране сменяются мужчины. Новые тени, искаженные голоса. Все сохраняют инкогнито. Никто из мужчин, спавших с Наоми, не называет себя. Не потому что они все женаты – некоторые из них холосты или разведены. Просто никто из любовников Наоми не желает признать, что был всего лишь «одним из ее мужчин». Или одной из ее побед. Кто-то в репортаже называет их именно так.
В клубе разговоры принимают другой оборот. Люди перестают ругать репортеров за копание в чужом белье. А некоторые даже прекращают называть Оуэна чудовищем. Теперь все задаются другими вопросами. Могла ли Наоми избежать того, что с ней случилось, и как? Могла ли она не стать жертвой?
Кекона на коне. Новые факты о Наоми подтверждают ее теорию о том, что беда приходит к тем людям, которые ее ищут. По ее мнению, от секса всегда одни проблемы.
По телевизору теперь только и говорят, что о личной жизни Наоми. Джош не сходит с экрана. Он на переднем плане; каждый, кто дает интервью, подходит сначала к нему. И чем больше я слушаю этих людей, тем сильнее ощущаю, будто меня гипнотизируют. Сейчас Наоми – один человек, а в следующую минуту – совсем другой.
Я даже обсудил это с Миллисент. Первый раз мне представился случай поговорить об этом с женой после нашего последнего визита с Дженной к психологу. Мы отвезли дочь обратно в школу, где она присоединилась к подружкам, украшавшим спортзал к предстоящему сбору пожертвований. А потом Миллисент довезла меня до клуба, у которого я припарковал свою машину. Она включила радио, и из него полились новости. Диктор сообщил, что еще один мужчина, пожелавший, как и остальные, сохранить анонимность, признался, что переспал с Наоми в отеле «Ланкастер». Это уже седьмой.
– Замечательно, – сказала Миллисент.
– Замечательно?
– Пока они говорят о Наоми или об Оуэне, нам нечего опасаться.
Я хочу воспитать Дженну. Но как вся эта история скажется на ней? И, хотя я истово желаю, чтобы моя дочь оставалась до конца жизни девственницей, даже я готов признать, что это ненормально.
Миллисент сжала мне руку:
– Ты был прав насчет Аннабель. С ней бы так не получилось.
Это правда. И я в ответ тоже сжимаю руку Миллисент.
* * *
Я поднимаюсь наверх и захожу в комнату Дженны – пожелать ей спокойной ночи. Дочь лежит в постели, читая бумажную книгу, потому что ее планшет остался внизу. Ее волосы уже немножко отросли, и прическа теперь выглядит очень стильно. Дженна смотрит на меня поверх книги, спрашивая глазами, зачем я пришел.
Я присаживаюсь на краешек ее кровати.
– Ты хочешь поговорить? – произносит уже вслух Дженна.
– Ты становишься слишком умной для меня.
Дочь сужает глаза:
– Почему ты мне льстишь?
– Льщу? Ну, это уже слишком надуманно.
Дженна со вздохом откладывает книгу в сторону. А я чувствую себя глупо (что случается довольно часто, когда я общаюсь со своими детьми).
– Как ты? – спрашиваю я дочь.
– Прекрасно.
– Я серьезно. Поговори со мной.
Дженна пожимает плечами:
– Я в полном порядке.
– Тебе нравится доктор?
– Наверное.
– Ты больше не боишься Оуэна?
Еще одно пожатие плечами.
Последние несколько недель наши беседы с дочерью проходят именно так. А раньше было иначе. Дженна всегда рассказывала мне о своих друзьях и учителях – что сделал тот и что сказал другой. Она могла болтать до бесконечности, позволь я ей это.
Я даже знал о ее первом увлечении. Оно сидело перед ней на уроке английского. Вот почему этот предмет стал даваться моей дочери с трудом.
А теперь Дженна со мной не делится. И все из-за этого психолога. Похоже, она сильно устает от бесед с ним.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб. И в этот момент уголком глаза замечаю что-то блестящее. Между кроватью и тумбочкой из-под матраса что-то торчит. Я видел это на нашей кухне.
Моя дочь взяла с кухни еще один нож и спрятала его под своим матрасом. Я ничего не говорю.
Я просто желаю ей спокойной ночи и выхожу из комнаты, прикрыв за собою беззвучно дверь. Проходя мимо комнаты Рори, я слышу, что он разговаривает по телефону. Я собираюсь зайти к нему и сказать, чтобы он ложился спать. Но тут же понимаю, что сын обсуждает Наоми.
Невозможно оградить наш дом от новостей.
38
Я кое-что утаивал от Миллисент. Как ту поломку грузовика много лет назад.
Я не рассказал жене, что Триста встречалась с Оуэном Оливером Рили. И ни разу не упомянул, что именно по этой причине она бросила Энди и покончила с собой.
Я не рассказал жене о Петре – женщине, которая заподозрила, что я не глухой. А сейчас вспоминать о ней глупо. Да и бессмысленно.
И я не рассказал жене о Рори, о его шантаже, потому что тогда бы мне пришлось рассказать и о Петре.
А еще была Кристал.
Миллисент никогда не хотела, чтобы ей кто-нибудь помогал по хозяйству. Она не верила, что чужой человек сможет убраться в нашем доме так, как это делала она. И она не желала, чтобы кто-то посторонний воспитывал ее детей. Единственный раз мы наняли прислугу несколько лет назад, когда оба были настолько загружены работой, что уже не могли все успеть без сторонней помощи. Это было как раз после убийства Холли. До всех остальных.
