В первый день Миллисент высаживает детей у школы и направляется в свой офис. Она работает на агентство недвижимости, но не сидит постоянно за рабочим столом. Затем Миллисент едет в Ларк-Секл, по жилому адресу в Хидден-Оукс. Следующие восемь или девять часов она объезжает одиннадцать домов; все они продаются. Я проверяю это. Наконец, жена забирает детей из школы, заезжает в магазин и возвращается домой.
Удивление я испытываю, когда она останавливается на ланч. Вместо того чтобы взять салат, сэндвич или даже что-нибудь из фастфуда, Миллисент заезжает в кафе-мороженое.
Остаток дня я гадаю, что она там заказала – мороженое или кофе?
На ужин у нас жареная индюшка с чоризо и картофелем. Рори замалчивает свою оценку за контрольную по истории, рассказывая впечатляющую историю про мальчика, которого застали курящим, но который успел убежать, прежде чем его опознали. Дженна тоже слышала похожую историю, но приятельница ее подруги сказала, что мальчик убежал не потому, что курил, а потому что был сыном проректора.
– Дудки! – говорит Рори. – Я слышал, что это был Чед.
Дженна задирает нос:
– Он – придурок!
– Чед Аллисон? – переспрашивает Миллисент. – Я продала для Аллисонов дом.
– Нет. Чед Мэдиган.
– У вас в школе два Чеда? – любопытствует Миллисент.
– Три, – отвечает Дженна.
В разговоре наступает затишье. Я размышляю над изобилием Чедов и попутно кидаю взгляд на тарелку Миллисент. На ней лежит толстый кусок индюшки, ложка чоризо и крошечная картофелина. Для жены это нормальная порция на ужин. На десерт у нас фрукты и имбирное печенье. Никакого мороженого.
Внезапно я поражаюсь привычкам в питании своей жены. Интересно, ее ланч всегда предопределяет, что мы будем есть на ужин или десерт?
На следующий день я снова наблюдаю за синей точкой.
Миллисент отвозит детей в школу, но забираю их оттуда я. А жена в это время находится в доме в коттеджном поселке Уиллоу-Парк. Сегодня она также заезжает в офис, но на ланч не останавливается. Она по-прежнему остается в пределах небольшого радиуса, кружа в основном по тем районам, в которых продает дома.
В отличие от Миллисент, полиция расширяет свою зону поисков. Ночью, когда жена засыпает, я просматриваю в телефоне новости. Я делаю это в ванной, потому что, пойди я в гараж, мой сын подумает, что я опять изменяю его матери.
Джош теперь начинает свои репортажи с количества дней, миновавших с исчезновения Наоми. Он называет это «Отсчетом». С той пятницы, 13-го, прошло уже двадцать два дня. И Джош до сих пор объезжает с полицией заброшенные дома, сараи и бункеры. Эксперт говорит, что это бесполезно. Потому что Оуэн тоже смотрит новости и, значит, он не будет держать Наоми в заброшенном здании, сарае или бункере. Тем более что женщину можно прятать где угодно. В гостиничном номере, в складском контейнере. В уборной.
Репортаж длится всего несколько минут. Раньше он занимал половину новостного выпуска. Но интерес к этой истории начинает угасать – ведь ничего нового не происходит, и Наоми – больше не хорошая, добрая девушка. Она – испорченная, развратная девица. Свидетельств тому масса.
А я загипнотизирован синей точкой. За все годы нашего брака я никогда не интересовался тем, сколько времени требуется Миллисент на показ жилья, сколько домов в день она осматривает или сколько времени уходит у нее на ланч. Теперь, когда я слежу за ней, все это меня сильно интригует.
Я проверяю приложение при каждом удобном случае. До и после уроков тенниса, сидя в машине, находясь в клубе или запершись в своей комнате. Никаких намеков на Наоми. Миллисент не наведывается в странные здания или заброшенные строения. Все дома, которые она посещает, выставлены на продажу. Она заезжает в магазины, в школу, в банк для совершения заключительных сделок. По прошествии четырех дней я озадачиваюсь: а может, Наоми уже мертва?
От этой мысли мне становится тревожно. Но, с другой стороны, это, пожалуй, – лучший вариант.
Если Наоми умерла и не будет найдена, история с Оуэном рано или поздно заглохнет.
А стоит Оуэну исчезнуть из новостных репортажей, и он больше никогда не вернется.
Только вот Триста не воскреснет. Но с этим уже ничего не поделаешь. Зато Дженна перестанет бояться. Она больше не будет думать об Оуэне Оливере.
А потом, через год, об Оуэне вспомнят репортеры. Годовщину истории отметят документальными фильмами, специальными новостными выпусками и драматичными роликами, воссоздающими вероятный сценарий происшедшего. Но ничего нового с экранов телевизоров нам не сообщат. Мы услышим о Наоми от ее мужчин с искаженными голосами.
А затем Оуэн канет в Лету. И Наоми вместе с ним.
Дженна будет уже на год старше, ее начнут интересовать мальчики. Ее волосы отрастут, и она не станет больше прятать под матрасом нож.
С течением дней я начинаю укрепляться в своем предположении: Наоми мертва, и Миллисент не посещает ее и не пытает. У полиции до сих пор ничего нет. И все, что мы с женой сделали, со временем – когда все позабудут про эту историю – поблекнет и в нашей памяти.
Я уже с улыбкой наблюдаю за синей точкой. Миллисент возвращается после обеда домой, высаживает детей, а потом снова куда-то уезжает. Она останавливается у кофейни, и я знаю, что она закажет латте с ванилью.
Я настолько увлечен слежкой за синей точкой, что пропускаю специальный выпуск новостей. А в нем какая-то женщина утверждает, что на нее напал Оуэн Оливер Рили.
40
Впервые я слышу об этой женщине в супермаркете. Телеэкран вмонтирован над автоматом с содовой, он виден всем посетителям магазина и даже отражается в зеркалах безопасности. Но я не обращаю на него внимания, пока в кадре не появляется Джош. Он говорит, что встретился с женщиной, которая утверждает, будто на нее напал Оуэн Оливер Рили.
Она не согласилась дать интервью телерепортерам, даже с искаженным голосом. Пока что в их распоряжении имеется лишь копия ее заявления в полицию. На экране появляется текст, и женский голос за кадром зачитывает его:
«Во вторник ночью я стала последней жертвой Оуэна Оливера Рили. Но Божьей милостью я убежала от него. Я – парикмахерша. После работы мы все пошли в бар через дорогу. Потом я оказалась в баре на Мерсер-Роуд, но решила не засиживаться там, а пойти домой, потому что на следующий день мне нужно было выходить на работу. Дело было около одиннадцати вечера. Я это помню, потому что кто-то назвал это время, и я подумала, что лучше пойти домой. И ушла из бара. А припарковалась я на заднем дворе. Там не было темно, потому что горели фонари и луна светила очень ярко. Наверное, было полнолуние, я не проверяла. В общем, было достаточно светло, чтобы я могла сама найти дорогу. Об Оуэне я даже не думала. Мне и в голову не приходило думать о нем.
Я была в паре шагов от своей машины, когда ощутила рывок. Как будто моя сумка за что-то зацепилась лямкой. Рывок был слабым, я не испугалась. Я просто остановилась и потянула сумку. Ее действительно что-то держало. Тогда я обернулась.
