Джош вздыхает и, наконец, поворачивается ко мне:
– Спасибо, что смотрите меня.
– Нет, это вам спасибо за ваши репортажи. Вы действительно принимали такое активное участие в этом крупном деле? Об убитых женщинах?
– Принимал.
– И продолжаете принимать. Мне кажется, вы все узнаете первым.
Джош залпом опустошает третью кружку пива:
– А вы – один из тех фриков, что подвинуты на настоящих преступлениях?
– Вовсе нет. Я просто хочу, чтобы этого ублюдка поймали.
– Понятно.
Я машу рукой бармену.
– Слушай, парень, – говорю я Джошу, – давай я тебя угощу.
– Не я это предложил. Только я не гей.
– Принимается. Я тоже не голубой.
Бармен приносит еще пару кружек.
Мы вместе смотрим спортивный канал, обсуждая ту или иную команду. Я заказываю нам еще по кружке пива, но опорожняю свою в цветочный горшок, когда Джош не смотрит. Он выпивает свою до дна и заказывает еще две кружки.
Когда начинается футбольный матч, он кивает:
– Ставлю на «Блейзеров». А вы?
– Я тоже.
Лгу.
– Вы играете. Вид у вас спортивный.
– Да не больно-то, – пожимаю я плечами.
Джош допивает свое пиво и, подняв два пальца, кивает бармену.
– Я раньше играл за команду «Мародеров». Мы отсасывали у всех, но люди почему-то нас боялись. Чудно́.
– Действительно чудно́.
Во время рекламной паузы в местных новостях опять транслируют кадры с пресс-конференции. Клэр Веллингтон снова на экране.
Джош мотает головой, глядя поверх меня. Его глаза уже не такие чистые, как были, когда я вошел в бар.
– Вам нужна инсайдерская информация? – спрашивает он.
– Конечно.
Джош тычет пальцем в экран:
– Она – сука!
– Правда?
– Не потому, что она – женщина. Дело в другом. Просто когда женщине что-то поручают, она почему-то считает необходимым все изменить. Так она самоутверждается, понимаете? Я понимаю, женщины не виноваты, что они такие. Просто мне не нравится, что они все переворачивают с ног на голову.
– Неужели?
– Точно, на все сто процентов.
Молодой, искренний репортер, которого я видел на телеэкране, в реальной жизни – совсем другой человек. Не знаю, почему я его таким воспринимал.
Я заказываю еще пива. Джош выпивает свое и швыряется кружкой о барную стойку.
– Пару дней назад я передал зрителям, что рассказал мне мой источник. А на следующий день он позвонил мне и потребовал, чтобы я больше не трепался на эту тему. Технически полицейских могут уволить за общение с прессой. А эта сука решила применить это правило на практике, – Джош взмахивает руками в несогласии. – И это несмотря на то, что они сами со мной общаются. И я сотрудничал с полицией, когда получал эти письма от Оуэна. Точнее, от того, кто их посылал. А я ведь не обязан был это делать. Я мог просто зачитать эти письма в эфире, не информируя о них полицию.
– Так что в итоге? – спрашиваю я. – Ваши источники расхотели откровенничать с вами?
– А вот и нет! Они продолжают снабжать меня информацией. Просто я не могу использовать ее в своих репортажах. Нет, конечно, я мог бы. Но я – хороший парень. Я не хочу, чтобы из-за меня кого-то уволили. Тем более, полезного мне человека. Эта сука не будет здесь вечно.
Я не успеваю ничего сказать – мобильник Джоша заливается позывным. Он взглядывает на его экран и округляет глаза.
– Вот, об этом я и говорил. Сообщение от моего источника. Я уже второй раз слышу эту информацию. Но не могу ей воспользоваться. Я ничего не могу с ней поделать, – Джош испускает тяжелый, шумный вздох.
Я жду. Смотрю на телеэкран, не говоря ни слова и делая вид, что меня не волнует, что сообщил репортеру его источник. Чем безразличней я буду, тем больше шансов, что Джош выболтает мне эту информацию. Ему для этого требуется еще одна кружка пива.
– Ладно, мне нужно с кем-то этим поделиться, – бормочет он. – Но если вы кому-нибудь проболтаетесь, я буду отрицать, что рассказал вам это. По крайней мере, до тех пор пока полиция сама не предаст это гласности.
– А вы думаете, так будет?
– У них нет выбора.
Джош подвигает ко мне телефон. На экране – сообщение от некоего «Дж.». Мне все это немножко напоминает мою историю с Тобиасом.
Пока я не прочитываю текст сообщения:
«Под церковью захоронены тела».
59
Я думал, что сообщение касается послания на стене. А тут такое – захороненные тела!
– И что с того? – бормочу я.
– Что с того? – переспрашивает Джош.
– Этой церкви свыше ста лет. Возможно, под ней много захоронений – целое кладбище.
– Уверен, что так. Но мой источник не об этом пишет, – Джош наклоняется и немного понижает голос. Мне в нос ударяет алкогольное амбре. – Вы там были?
Я чуть не отвечаю «Да», но во время вспоминаю, что я – не фрик, подвинутый на преступлениях. И вместо «да» говорю:
– Нет.
– Копы установили там для себя большую палатку, она за шеренгой деревьев. Именно там они держат пока тела.
– Вы пока не сказали – что за тела?
– Тела, найденные в подвале, не столетней давности. Это женщины, убитые недавно.
– Не может быть.
– Может. А я не могу озвучить это в эфире!
Джош соскакивает с темы и опять начинает сетовать на Клэр и свои источники. Я больше его не слушаю.
Тела Наоми и Линдси уже найдены. Остаются Холли и Робин. Холли была убита в Богом забытом местечке, в лесу, и похоронили мы ее там же.
Робин была убита на кухне. И принадлежавший ей автомобиль с ее телом покоится на дне озера.
Я перебиваю Джоша:
– Вы знаете, когда эта информация попадет в эфир?
– Скоро, я в этом уверен. Они не могут скрывать тела вечно.
Он продолжает что-то говорить, а я думаю только о Клэр Веллингтон. Ей потребуется минута, чтобы появиться на нашем пороге с расспросами о Холли. Она, наверняка, захочет узнать, куда подевалась сестра Миллисент и почему мы не заявили об ее исчезновении.
«Потому что мы думали, что она уехала.
Потому что мы не волновались за нее.
Потому что она глумилась над моей женой.
Потому что она досаждала нам.
