Связь обрывается.
62
Меня должно было стошнить. Я должен был изрыгнуть все содержимое своего желудка. Потому что когда женщина, бывшая твоей женой пятнадцать лет, подставляет тебя за убийство нескольких женщин, это не должно вызывать никакой другой реакции, кроме рвоты. Но вместо тошноты у меня такое ощущение, словно все мое тело обкололи новокаином.
И это, в общем-то, неплохо. Потому что я могу думать, а не захлебываюсь эмоциями.
Бежать и прятаться. Остаться и бороться.
Ни то ни другое не привлекает. Как, впрочем, и тюрьма, и смертный приговор, и смертельная инъекция.
Значит, бежать?
Только сначала приготовиться к побегу. Что мне нужно? Автомобиль, полбака бензина, булочки и сэндвичи, кофе со льдом и около двух сотен баксов наличными. Кредитными картами я воспользоваться не смогу, потому что Миллисент будет их отслеживать. Интересно, возможно ли в такой час снять в банке наличные?
Но в целом мои возможности очень ограничены. Я не смогу долго пользоваться автомобилем, потому что избавлюсь от водительских прав. И главный вопрос – куда ехать? До Канады слишком далеко. К тому времени, как я доберусь до ее границы, мое фото будет засвечено во всех теленовостях и газетах.
Остается Мексика. Но и это неблизкий путь. Все зависит от того, как быстро развернутся события. Установить мое имя и составить фотопортрет полиция способна за несколько часов. Я, конечно, могу вылететь из страны, но для этого мне потребуется паспорт. И полиция легко выяснит, где я приземлился. Я никогда не готовился к такому побегу. И Миллисент это знает.
Кинувшись в бега, я лишь обреку себя на поимку полицией.
К тому же я вынужден буду оставить детей. С Миллисент.
Ну вот, меня тошнит. На обочине дороги, за своим автомобилем я опорожняю желудок. И не останавливаюсь, пока в нем ничего не остается.
Бежать и прятаться. Остаться и бороться.
Я задумываюсь над третьим вариантом. Что, если мне просто пойти в полицейский участок и все рассказать?
Нет, не годится. Миллисент, конечно, арестуют, но и меня тоже. И убедить полицейских, что я не виновен, у меня не получится. Потому что это неправда.
Но должен же быть какой-то выход! Мне надо его найти. Чтобы переложить вину на Миллисент. Ведь я никого не убивал. Можно было бы заключить сделку с хорошим адвокатом или надежным прокурором. Но у меня таких знакомых нет. В отличие от Миллисент, я не собирался засаживать свою вторую половинку в тюрьму за убийство.
«Ты всегда фокусируешься не на тех вещах».
Наверное, она права. И «почему?», возможно, не важно. Но для меня будет важно. Это «почему?» будет преследовать меня постоянно. Я буду терзаться этим «почему?» даже ночью, в постели. Если я, конечно, буду лежать в постели. Возможно, я буду размышлять над этим «почему?» на тюремных нарах. Миллисент права насчет «почему»? Это не то, над чем следует раздумывать.
Бежать и прятаться. Остаться и бороться.
Альтернативы выбора прокручиваются у меня в голове снова и снова, как те слова, написанные кровью на стене церковной темницы. Миллисент указала эти варианты, как единственно возможные. Как будто других не существует.
И тут она не права. И варианты эти неверные.
Во-первых, я останусь. Я никогда не покину своих детей.
А, если я останусь, значит, мне придется скрываться. По крайней мере, до тех пор, пока я не найду способ заставить полицию поверить моему рассказу о Миллисент.
А это значит, что мне надо бороться.
Остаться, скрываться, бороться. Первое сделать легко. Не пускаться в бега, и все.
Полиция. Я мог бы пойти в полицию и признаться во всем, рассказать им…
Нет, я не могу это сделать. На моих руках тоже кровь, и даже новобранец в сыске это поймет. А раз я не могу обратиться к полицейским, значит, мне надо их избегать.
Деньги. У меня в кошельке две сотни баксов, и надолго их не хватит. Я направляюсь прямиком в банк и снимаю столько наличных, сколько могу, не привлекая внимания налоговой. Миллисент узнает об этом – ведь на моей машине все еще стоит маячок. Как давно она следит за мной? Когда она начала планировать все это? Вопросов масса, и все они без ответа.
После всего, что мы пережили вместе, после всего, чего мы вместе добились, мне трудно поверить в то, что она не захотела со мной поговорить, не расспросила меня, не усомнилась. Она не дала мне шанса. Лишила меня возможности объясниться.
Это попахивает безумием.
И разрывает мне сердце.
Но у меня нет времени раздумывать об этом. Менее чем за час моя жизнь свелась к самому примитивному – выживанию.
А я не привык выживать. Миллисент знает, где я. А я понятия не имею, что делать дальше.
* * *
Домой! Это все еще то место, куда я возвращаюсь всегда.
Я хватаю все, что подворачивается под руку, – одежду, туалетные принадлежности, свой ноутбук. Тот, которым мы с женой пользовались для поиска подходящих женщин, куда-то делся. Возможно, уничтожен. Но я нахожу планшет Миллисент и забираю его. И фотографии. Я снимаю несколько фотографий наших детей прямо со стен. А еще я отправляю им сообщение:
«Не верьте всему, что услышите. Я люблю вас».
Перед отъездом я снимаю маячок, но держу его при себе. Насколько я знаю свою жену, она некоторое время будет задаваться вопросом – неужели я просто сижу дома? Вот только знаю ли ее на самом деле?
Я выезжаю с подъездной аллеи и направляюсь вниз по улице без малейшего представления, куда ехать дальше.
Найти какое-нибудь заброшенное здание, придорожный мотель, парковку? Спрятаться на болоте? В лесу? Я теряюсь в сомнениях. Но, пожалуй, неразумно оказаться в совершенно незнакомом тебе месте. Мне нужен какой-нибудь тихий уголок, где я мог бы все обдумать. Где никто не потревожит меня хотя бы несколько часов.
Отсутствие готовых вариантов и оригинальность направляют меня в загородный клуб.
У меня, как его работника, имеются ключи от офиса, которым я никогда не пользуюсь, инвентарной и кортов. Я останавливаюсь возле магазина, закупаю еды и жду. В девять вечера огни на теннисных кортах гаснут, и охранники запирают их на ночь.
Вот куда я пойду. В клубном доме есть камеры слежения. На кортах их нет.
63
На теннисных кортах мне все знакомо. Я тут вырос, на этих кортах. Тут я научился играть в теннис. Но я не только махал ракеткой. Мой тренер заставлял меня бегать вокруг этих кортов бесчисленное множество раз – ради поддержания формы. Здесь я выигрывал трофеи и терпел поражения – иногда в один и тот же день.
А один из кортов был моим прибежищем. Я скрывался на нем от приятелей, школы и особенно родителей. В первый раз я пришел на этот корт посмотреть – будут ли они меня искать. Но они меня никогда не искали, а корт стал моим тайным, укромным местом. Я даже поцеловался впервые на нем.
