Клэр начинает с фоторобота и просит людей разместить его повсюду – на фирмах, в школах и гражданских зданиях, а также на сайтах общины. Хотя не видели его разве что те, кто не имеет дома телевизора или Интернета. Или лежит в коме.
Но пресс-конференцию Клэр дает не из-за фоторобота. Это только прелюдия. Главное впереди.
– Теперь у меня появилась информация о трех женщинах, найденных в цоколе церкви. Их идентификация оказалась очень трудоемким процессом в силу различной степени разложения тел. И отпечатки пальцев у них тоже были удалены, – Клэр прерывает свою речь, делает глубокий вдох. – Однако, несмотря на все сложности, медэксперт и криминалисты Вудвью сделали невозможное. Им удалось установить личность первой из этих женщин, и мы уже связались с ее семьей. Благодаря напряженной работе многих людей эта молодая женщин, наконец, будет похоронена по-человечески, и ее душа упокоится.
Прежде чем Клэр называет имя этой женщины, на экране появляется ее портрет.
Я ее знаю.
Джессика.
Кассирша из моего любимого кафе. Она уволилась оттуда не так давно. Парень, занявший ее место, сказал, что она устроилась в школу в другом штате. Я потрясен – Миллисент ее знала! Хотя никогда не пила кофе в том заведении.
Скорее всего, она следила за мной гораздо дольше, чем я предполагал.
От этой мысли мое сердце заходится бешеным стуком. Я ставлю на пол свой кофе.
Экран телевизора разделяется надвое – слева портрет Джессики, справа Клэр продолжает говорить, поясняя, почему еще не были идентифицированы другие женщины.
Теперь я понимаю, что делала Миллисент. Она убивала знакомых мне женщин, так или иначе связанных со мной. Возможно, это была часть ее плана.
Или она думала, что я с ними спал.
По-видимому, она придерживалась тактики «выжженной земли», уничтожая все, что представлялось ей угрозой. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, кем могут оказаться две другие женщины. Это точно не мои клиентки. В последнее время никто из них не пропадал. А если бы и пропал, то я бы об этом знал. Состоятельные люди не исчезают без того, чтобы их не искали.
Я перебираю в уме всех женщин, которых знаю. Особенно молодых, соответствующих типажу Оуэна. Некоторые из них работают барменшами, официантками, продавщицами. Я знаком с ними «шапочно», и наше общение обычно ограничивалось приветствиями. Большинство из них все еще и работают там, где работали.
Кроме одной.
Бет.
Перки Бет из Алабамы, официантка в клубе. У меня с ней никогда не было романа. Просто она была красивой молодой женщиной. И иногда мы перекидывались парой слов, пока я ел. Только и всего.
Но не так давно она уволилась; семейные проблемы потребовали ее возвращения в Мобиль. Так сказал мне управляющий ресторана. И никто в этом не усомнился. Никто не заподозрил, что с ней могло что-то случиться. И никто не стал ее искать.
Если бы прошло больше времени, возможно, ее стали бы разыскивать родные.
Я встаю. И начинаю ходить. Сначала по кинозалу, потом – по всему дому: вверх по лестнице, вниз по лестнице, обходя все комнаты по кругу.
И еще.
Миллисент убила трех женщин. Никто больше не пропал. Так не могла ли оказаться ее третьей жертвой Петра? Для опознания Тобиаса достаточно Аннабель и барменов. Так почему бы не избавиться и от нее?
* * *
Мою панику прерывает звонящий телефон. Единственный человек, у которого есть мой новый номер, – это Энди.
– Это ты, – говорит он. Энди не упоминает о фотороботе, да и не должен это делать.
Я киваю в телефон, как будто он может меня видеть.
– Вот о чем я тебе говорил. Она меня подставляет.
– Ну да, я это понял. Но ты не описал мне магнитуду ее гнева.
– Я хотел, но ты отказался слушать дальше.
– Как она вообще это делает? – поражается Энди.
И опять мне хочется все ему рассказать, но я не могу. И ответа на его вопрос у меня тоже нет.
– Если бы я знал, я бы рассказал полиции.
Энди вздыхает. А перед тем, как нажать отбой, бормочет:
– Проклятье!
И у него все еще остается планшет Миллисент.
Весь день я смотрю новости, копаюсь в своем ноутбуке и пытаюсь узнать о своих детей в Интернете.
Мои поиски не приводят ни к чему новому – только несколько старых статей в местной газетке о футбольной команде Дженны и участии Рори в турнире по гольфу.
Я разглядываю фотографии детей, которые забрал с собой из дома. Такое ощущение, будто они столетней давности – из той жизни, которая теперь мне видится сном.
* * *
Ночь. Я около бассейна, хожу вокруг него кругами. Если бы у Кеконы были соседи, они бы приняли меня за сумасшедшего, которым я, может, и являюсь. Но вокруг никого нет. И я прыгаю в бассейн прямо в одежде. И остаюсь под водой, сколько выдерживаю. Когда я выныриваю на поверхность, воздух действует на меня как шок. И бодрит, и одновременно успокаивает.
Я вылезаю из бассейна, ложусь на шезлонг во внутреннем дворике и гляжу на звезды, стараясь не думать о том, насколько еще может ухудшиться моя жизнь.
В один миг она разрушилась. И я бы должен был испытывать гнев. Думаю, что гнев внутри меня, смешанный с печалью, тоской, чувством вины, стыдом и ужасом. Вся эта гремучая смесь рано или поздно выплеснется. Но не сейчас.
Пока я не узнаю, как выпутаться из всего этого дерьма.
И вернуть себе своих детей. Я засыпаю с мыслями о них. О себе и детях, без Миллисент.
* * *
Пробуждают меня солнце и птицы. Во внутреннем дворике Кеконы так покойно, так легко себе представить, будто остального мира не существует! Я понимаю, почему она редко покидает Оукс. Кто бы охотно покинул рай ради грешной и суетной реальности? Я бы – не покинул, если мне не пришлось бы.
В конце концов я все же возвращаюсь в дом и включаю телевизор.
И вижу себя. Смотрящего на себя.
Мой портрет во весь экран, а внизу – мое имя вместе с комментарием:
Хоть я этого и ожидал, но все равно падаю на колени.
Как быстро! Вся моя жизнь разрушилась меньше, чем за неделю. Случись такое с кем-то другим, я бы не поверил, что такое возможно.
Голос Джоша заставляет меня поднять глаза. Он говорит, всегда говорит. Но сегодня он – не репортер. Поскольку мы общались с ним в «первом уличном баре», Джош сегодня – интервьюируемый. Он сегодня – звезда.
Большая часть того, что он говорит, – ложь. Я подсел к нему. Стал расспрашивать о деле лже-Оуэна. Я умолял его назвать мне имена его источников. О том, что он напился, обозвал Клэр Веллингтон сукой и сетовал на то, что не может разгласить полученную им от них информацию, Джош умалчивает.
