Рори ничего не рассказал Дженне. Он рассказал своей матери.
* * *
Я падаю на колени. Словом «поражение» не описать моего состояния. Я уничтожен. Я просто уничтожен.
В конце концов я оказываюсь на бетонном полу. Я лежу на нем, свернувшись в позе эмбриона. И не испытываю ни малейшего желания подняться, а тем более бежать. Мне легче оставаться здесь, в гараже, и ждать, когда меня найдут.
Я закрываю глаза. Пол такой холодный. А в воздухе витает смесь пыли, машинного масла и моего истощения. Мне неуютно, неприятно. Но, несмотря на это, я не двигаюсь. Проходит час. Или два. Я не знаю. А может, прошло всего минут пять?
Мои дети – вот кто заставляет меня встать.
Как и то, что Миллисент может с ними сделать.
71
Дом не совсем погружен в черноту. Свет уличных фонарей и луны просачивается в него сквозь окна, позволяя мне разглядеть достаточно, чтобы не угодить в ловушку. Чтобы не поднять шум. Впрочем, я сознаю, что буду схвачен, и очень скоро. Хотя этого еще не произошло.
У лестницы я замираю, прислушиваясь. Никто не ходит наверху, и я поднимаюсь. Пятая ступенька издает слабый скрип. Может, я и знал об этом. А может, никогда не обращал на это внимания. Я продолжаю подъем.
Комнаты Дженны слева, следом за ней – спальня Рори и в самом конце коридора – хозяйская спальня.
Я начинаю с комнаты дочери.
Она лежит в постели на боку, лицом к окну. И ее дыхание ровное. Спокойное. Большое стеганое ватное одеяло окутывает ее, как облако. Мне хочется прикоснуться к Дженне, но я понимаю, что это – плохая идея. И только смотрю на нее, стараясь запомнить все-все, до мелочей. Если меня засадят в тюрьму пожизненно, я хочу вспоминать свою маленькую дочку именно такой. Здоровой. Безмятежной. В уютной безопасности.
Через несколько минут и выхожу из ее комнаты и притворяю за собой дверь.
Рори раскинулся на кровати – руки-ноги в разные стороны. Хотя не все. Одна рука – та, что растянута, прижата к боку. Он спит с приоткрытым ртом, но не сопит, что самое странное. Я смотрю на него так же, как смотрел на Дженну, запоминая все детали и надеясь, что мой сын вырастет в более хорошего человека, нежели его отец, и никогда не встретит женщину, похожую на Миллисент.
Я не могу винить его за то, что он все рассказал своей матери. Я виню только себя. За Петру, за то, что взял сережки. За все.
Я покидаю комнату сына, бесшумно закрываю дверь и продолжаю путь по коридору. Я представляю себе Миллисент в постели, свернувшуюся под одеялом, со своими рыжими волосами, рассыпавшимися по белой подушке. Я даже слышу ее долгие вдохи, которые она делает в глубоком сне. И вижу шок в ее глазах, когда она просыпается и чувствует на своем горле мои руки.
Потому что я собираюсь убить свою жену.
Когда Миллисент узнала, что я ей изменил, она поняла свое слабое место.
Сегодня вечером я понял свое слабое место.
Я дохожу до закрытой двери спальни и, пригнувшись поближе, прислушиваюсь. Ни звука. Открываю дверь, и первое, что я вижу – постель.
Пустая.
Мой первый инстинктивный порыв – проверить за дверью. Возможно, потому что я знаю: Миллисент способна ударить в спину.
За дверью никого.
– Наконец-то.
Ее голос доносится из другого конца комнаты. Я вижу тень, ее силуэт. Миллисент сидит у окна, в темноте. И смотрит на меня.
– Я знала, что ты придешь, – произносит она.
Я делаю несколько шагов вперед, но не подхожу к ней слишком близко.
– Конечно. Это то, что ты делаешь всегда.
– Возвращаюсь домой?
– Тебе больше некуда идти.
Правда ударяет, как пощечина. Но еще хуже то, что я могу слышать ее улыбку. В спальне слишком темно, чтобы я ее увидел – пока Миллисент не поворачивается к свету и не встает. На ней длинная хлопчатобумажная ночная сорочка. Она белого цвета и обвивает ее ноги. Я не ожидал, что жена не будет спать. И не взял с собой никакого оружия.
А она вооружилась.
В руке Миллисент револьвер, смотрящий дулом в пол. Она не наводит его на меня. Но и не прячет.
– Значит, таков твой план? – спрашиваю я, указывая на револьвер. – Убить меня якобы из самообороны?
– А разве ты заявился сюда не для того же? Ты собрался убить меня?
Я поднимаю обе руки. Пустые.
– Разве похоже?
– Ты лжешь.
– Я? Может, я просто хочу поговорить.
Миллисент ухмыляется.
– Ты не можешь быть настолько глуп. Был бы ты идиотом, я бы за тебя не вышла.
Между нами кровать. Королевского размера. Смогу ли я перепрыгнуть через нее, прежде чем она поднимет револьвер и выстрелит? Похоже на то.
– Ты ведь так и не нашел инструкцию по действиям в экстренных ситуациях, да? – спрашивает Миллисент.
Я ничего не отвечаю.
– Эту дешевую маленькую сережку передал мне Рори, – говорит жена. – Он думал, что ты мне изменяешь. Но потом решил, что ты тайком отлучался из дома, чтобы убивать женщин. Я, конечно, не сказала ему, что его первое предположение было верным.
Я мотаю головой, пытаясь понять.
– Зачем…
– Я оставила ту женщину в живых, чтобы все узнали, какой ты лживый ублюдок! – восклицает Миллисент.
Петра.
Петра до сих пор жива, потому что у нее со мною был секс. Но она никогда не узнает об этом.
– Ты хоть понимаешь, – говорит Миллисент, – как долго придется теперь лечиться нашему сыну?
Я не в состоянии постичь безумие всего, что она наделала.
– Почему ты просто не оставила меня? Зачем ты все это творишь?
– Что я творю? Веду хозяйство, забочусь о детях, стараюсь, чтобы жизнь текла гладко? Слежу за семейным бюджетом и готовлю всем есть? Или ты намекаешь на Оуэна. Потому что изначальный план состоял в том, чтобы его сюда вернуть. Ради нас, – Миллисент делает шаг к кровати, но вроде бы не собирается ее обходить.
– Не…
– И ты с такой готовностью пошел на это. Мне почти ничего не пришлось делать. Это ты убил Холли, а не я.
– Она же тебе угрожала. Она угрожала нашей семье.
Миллисент откидывает голову назад и заходится смехом. Она смеется надо мной.
Я смотрю на жену и вспоминаю все истории, которые она рассказывала мне о Холли. Раны, несчастные случаи, угрозы, порез на руке, между большим и указательным пальцами. Фрагменты перестраиваются у меня в голове, как части пазла, собранного неверно. Миллисент все это делала сама! Сама себе! А на Холли сваливала вину.
