– О Господи, – бормочу я. – Холли ведь никогда не была тебе угрозой, так?
– Моя сестра была слабой, плаксивой девчонкой. Она заслуживала все, что я с ней делала.
– Она подстроила аварию, потому что это ты глумилась над ней, а не она над тобой, – говорю я.
Миллисент улыбается.
И мой пазл мгновенно складывается. На сердце тяжело так, что кружится голова. Миллисент подставила свою сестру так же, как подставила меня.
Она всегда третировала и истязала людей. Свою сестру. Линдси, Наоми.
Дженну. Возможно, она травила дочь не только за тем, чтобы убрать меня с дороги.
И меня. Возможно, когда мне бывало плохо, виной тому тоже была Миллисент.
Потому что ей нравится причинять людям боль.
– Ты – чудовище, – шепчу я.
– Забавно это слышать, потому что полиция считает чудовищем тебя, – парирует она.
На ее лице появляется торжествующее выражение. Впервые за все время я замечаю, до чего она уродлива. И не могу поверить, что считал ее прежде красавицей.
– Я нашел глазные капли, – говорю я. – В кладовке.
Глаза Миллисент вспыхивают.
– Ты травила нашу дочь!
Этого она не ожидала. Она не думала, что я догадаюсь.
– Ты и в самом деле сумасшедший, – говорит мне жена. Уже чуть менее уверенным тоном.
– Я прав! Ты хотела, чтобы ей было плохо!
Миллисент мотает головой. Уголком глаза я замечаю какое-то движение. И кидаю взгляд на дверь.
Дженна.
72
Она стоит на пороге в своей оранжево-белой пижаме. Волосы торчат в разные стороны, глаза широко распахнуты. Не сонные. И смотрят на мать.
– Ты хотела, чтобы мне было плохо? – спрашивает Дженна. Таким тоненьким и тихим голоском, как у ребенка, только начинающего ходить. Ребенка с разбитым сердцем.
– Конечно же, нет, – говорит Миллисент. – Если тебя кто и травил, так это – твой отец.
Дженна поворачивается ко мне. Ее глаза полны слез.
– Папа?
– Нет, малыш. Я этого не делал.
– Он лжет, – заявляет Миллисент. – Он травил тебя, и он же убил всех тех женщин.
Я гляжу на Миллисент, не понимая, на ком я женился. В ответ она злобно прищуривается на меня. Я оборачиваюсь к дочери:
– Она подмешивала в твою еду глазные капли, чтобы тебя тошнило.
– Ты сумасшедший, – шипит Миллисент.
– Подумай сама, – обращаюсь я к Дженне. – Кто готовил тебе еду, когда тебе становилось плохо? И как часто вообще я готовлю?
Дженна смотрит на меня, а потом переводит взгляд на мать.
– Дорогая, не слушай его, – говорит Миллисент.
– Что тут происходит?
При звуке нового голоса мы все вздрагиваем.
Рори.
* * *
Сын подходит к сестре и останавливается рядом. Его глаза затуманены, и он трет их, с явным замешательством глядя то на меня, то на свою мать, то на Дженну. На прошлой неделе мои дети увидели, как их жизнь взорвалась. Их отца объявили серийным убийцей, а их мать, скорее всего, сказала им, что это правда. Только я не знаю, поверили ли они в это.
– Папа? Почему ты здесь? – спрашивает сын.
– Я не делал того, что мне приписывают, Рори. Ты должен мне поверить.
– Перестань врать, – вмешивается Миллисент.
Дженна смотрит на брата:
– Папа сказал, что мама травила меня, чтобы меня тошнило.
– Именно так, – подтверждаю я.
– Он врет, – опять встревает Миллисент. – Все, что он говорит, – ложь.
– Ты уже вызвала полицию? – задает новый вопрос Рори, уже своей матери.
Та мотает головой:
– У меня не было возможности. Он только что вошел в спальню.
– А у тебя в руке совершенно случайно оказался револьвер, да? – ухмыляюсь я. И поясняю детям: – Она поджидала меня. Чтобы убить и заявить, будто я на нее напал.
– Заткнись, – рычит Миллисент.
– Мама, это правда? – пищит ребенок с разбитым сердцем.
– Нет, это твой отец заявился сюда, чтобы меня убить.
Я мотаю головой:
– Это не так. Я пришел сюда забрать вас, подальше от вашей матери, – говорю я. И не ограничиваюсь этими словами, потому что дети должны все знать. – Ваша мать меня подставила. Я не убивал тех женщин.
– Подожди минутку, – просит Рори. – Я не…
– Что происходит? – взвывает Дженна.
– Довольно, – цыкает Миллисент низким и твердым голосом.
И мы все разом замолкаем – как и всегда, когда она так говорит.
– Дети, а ну-ка, марш наверх! – командует Миллисент.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает у матери Дженна.
– Уйдите отсюда!
– У папы нет оружия, – замечает Рори.
Я снова поднимаю вверх пустые руки:
– У меня нет даже телефона.
Рори и Дженна поворачиваются к своей матери.
Не сводя с меня глаз, Миллисент обходит их и поднимает руку. Она наставляет на меня револьвер.
– Мама! – вскрикивает Дженна.
– Подожди! – бросившись вперед, Рори встает между револьвером и мной и протягивает вперед обе руки.
Но Миллисент не опускает свою руку. Напротив, она поднимает другую руку и сжимает револьвер обеими. Теперь его дуло направлено на сына.
– Прочь с дороги, – цедит Миллисент.
Рори мотает головой.
– Рори, пожалуйста, отойди, – прошу я.
– Нет. Мама, брось револьвер!
Миллисент делает шаг вперед:
– Рори!
– Нет!
Я вижу ярость в глазах жены; она искажает ей даже лицо. Оно становится неестественного красного цвета.
– Рори, – скрежещет зубами Миллисент, – отойди!
Ее голос больше похож на рык. Я вижу, как слегка подскакивает Дженна.
Рори не двигается. Я вытягиваю вперед одну руку, намереваясь схватить его за локоть и оттолкнуть в сторону. И в этот момент револьвер Миллисент выстреливает. Пуля попадает прямо в нашу кровать.
С губ Дженны слетает пронзительный вопль.
Рори застывает на месте.
Миллисент делает к нему шаг.
Она утратила над собой всякий контроль. Я это вижу по ее почерневшим глазам. Если ей придется, она застрелит Рори.
Она застрелит всех нас.
