Это явно была вечеринка. Ну, может, и не вечеринка как таковая… но это, безусловно, было некое собрание. И у Бена не было никаких причин приглашать или включать меня в то, что происходило наверху в главном доме. Учитывая, чем все закончилось, когда меня в последний раз пригласили на вечеринку соседи, вероятно, и к лучшему, что он этого не сделал. Бен и без того уже проявил более чем достаточно великодушия, предоставив мне жилье. За обеспечение меня еще и светской жизнью он, естественно, не отвечал.
Однако при каждом звонке в дверь, с каждым подъехавшим автомобилем, из которого на подъездную дорожку высаживались пассажиры, я все больше чувствовала себя этакой Золушкой из пригорода, без поручений по хозяйству, разумеется, потому что моя новая квартира была безупречно чистой и опрятной.
Я сидела на диванчике, Фред спал у меня на коленях, и всякий раз, когда прибывал новый гость, я боролась с желанием посмотреть. Хотя хорошо разглядеть вновь прибывающих я, конечно, не могла. В глубине квартиры имелись французские окна от пола до потолка, пропускавшие много света из идущего уступами сада. Но в окно в передней части квартиры я видела только частично заслоненную подъездную дорожку. Это означало, что я видела только ноги гостей, или, точнее, их ноги ниже колен. Игра по мысленному заполнению недостающих фрагментов картины была гораздо занимательнее, чем, вероятно, следовало.
Телевизионные программы раннего вечера не привлекали моего внимания, но собирающиеся гости Бена с лихвой это компенсировали. Гости шли непрерывной чередой, большинство подходило к двери по одному. Они казались пестрой компанией, обоего пола и разного возраста. Мужчина в кожаных брюках-трубах и с тощими ногами должен был быть молодым, а вот обладатель серых фланелевых брюк с отворотами шел нетвердой походкой старика. Одна из гостей прошествовала в ярко-розовых гаремных шароварах и атласных туфлях, похоже, настоящих арабских, другая же продемонстрировала черные колготки, слегка собравшиеся на отекших старческих лодыжках, и прошаркала мимо моего невидимого наблюдательного пункта, тяжело опираясь на трость. Одна из приглашенных проковыляла мимо моего окна в красных туфлях на высоких каблуках, другой же надел практичные башмаки и брюки, всего на дюйм или около того ему коротковатые.
Меня это никоим образом не касается, сказала я себе, нарочно прибавляя громкость звука в телевизоре, чтобы заглушить гул болтовни, доносившейся сквозь потолок.
Бен очень скоро показал мне квартиру. Она представляла собой, по сути, одно большое жилое пространство с пристроенной кухней, удобной двуспальной кроватью и светлой современной ванной комнатой. В квартиру вел отдельный вход, сбоку от главного, и попасть к нему можно было, спустившись по короткой каменной лестнице. Но внутри оба владения соединялись. Бен стоял у закрытой двери, изучая мое встревоженное лицо.
– Она ведет наверх, в главный дом, но я только что понял, что она без замка. Это проблема?
– Да нет, – ответила я.
Да, я бы сказала, что да! – вскричала у меня в голове Джулия.
– Давайте я приглашу слесаря, он придет на следующей неделе и поставит замок, – предложил Бен.
– Хорошо. Это было бы славно, – ответила я.
Какие проблемы с поиском работающего круглосуточно слесаря, чтобы уладить этот вопрос сегодня же? – спросила моя внутренняя Джулия.
Я улыбнулась, не разжимая губ, на тот случай, если тревоги моей подруги выскользнут из меня этим путем.
После ухода Бена я потратила немного времени, бродя по удобно обставленной квартире, открывая шкафы и двери и в целом знакомясь с тем, где что лежит. Я поймала себя на том, что мой взгляд постоянно возвращается к двери, которая соединяла жилье в цоколе с местом обитания моего нового случайного квартирного хозяина. В итоге, совсем не намереваясь это делать, я оказалась перед обшитой панелями дверью и стояла, сжимая латунную дверную ручку. По другую сторону двери Бен показал мне деревянную винтовую лестницу, извилистый подъем которой заканчивался второй дверью, ведущей в его кухню. Когда в цоколе поселили помощницу с проживанием, такая связь между владениями была необходима. Теперь же приличия требовали, чтобы два дома были разделены, как будто двое разумных взрослых не могли доверять друг другу и не пересекать границу без того, чтобы не нарваться на неприятности.
Собранный для меня чемодан Джулия набила с энтузиазмом отпускника, который летит с багажом без ограничений веса. Здесь было достаточно одежды, чтобы отодвинуть ее покупку в конец списка необходимых дел. Странно было видеть столько незнакомых вещей в своем шкафу. Тем не менее они заполнили лишь половину свободного пространства, хотя Джулия была более чем щедра. Она явно вообразила для меня совершенно иную жизнь, чем та, которую, она прекрасно это знала, я вела. Я нашла наряды, которые мне никогда не представится случая надеть. Мой обычный рабочий гардероб состоял из джинсов и джемперов, а не то – когда мне просто было лень, – я могла целый день провести у письменного стола в пижаме. Я старательно напоминала себе не делать этого слишком часто, поскольку даже я понимала, что это первый шаг на скользком пути. Чтобы обуздать свои склонности к затворничеству, я заставляла себя выходить из квартиры хотя бы один раз в день, даже если всего лишь за пакетом молока.
Замечание моей матери насчет моего немного отшельнического образа жизни по-прежнему уязвляло меня, хотя я прекрасно знала, что продиктовано оно было заботой, а не злобой. Иногда я подумывала, не сочинить ли мне для родителей целую иллюзорную жизнь и пересказывать, просто чтобы они не волновались. Я могла бы поведать им о потрясающем свидании вслепую, которое вылилось в новые отношения. Могла рассказывать о романтических ужинах в уютных ресторанчиках, о посещении театра и об отдыхе на выходных в бутик-отелях. Я могла изобрести совершенно другую жизнь для совершенно другой Софи. Но в итоге поддерживать такую фантазию казалось почти так же утомительно, как жить в реальности… поэтому я говорила родителям правду и пыталась не обращать внимания на озабоченность, которую слышала в их голосах во время наших еженедельных разговорах по телефону.
Гул голосов над головой стал громче, когда я переместилась в кухню, где разбила в миску яйца и принялась резать овощи для ужина с омлетом по-испански. Немного фальшивя, я напевала какой-то мотив, словно демонстрируя неизвестно для кого, насколько мало меня беспокоит, что в свой первый вечер в чужом месте я совершенно одна, прямо под ногами у участников вечеринки. «Возможно, это вовсе и не вечеринка», – подумала я. Вероятно, это какое-то скучное мероприятие, которое, по мнению Бена, я посетить не захочу. (Хотя как он мог знать подобные вещи, я понятия не имела.) Он просто избавлял меня от вечера, в ходе которого мне пришлось бы вести светские беседы с незнакомыми людьми, думала я, так энергично взбивая яйца, что маленькие желтые пятна усеяли блестящую столешницу. Не пригласив меня, он оказал мне услугу, думала я, кивая шипящей сковородке, как будто жарившиеся там овощи могли поспорить со мной на сей счет.
За исключением того, что вечеринка отнюдь не казалась скучной, вынуждена была признать я. Похоже, там веселились вовсю. Я слышала слабые звуки музыки и смех, много смеха. Я наклонила голову набок, как пес, настраивающийся на частоту, которую его владелец не совсем улавливает. Ткнув пальцем в телевизионный пульт, я убрала звук и стала ждать. Не прошло много времени, прежде чем он грянул снова. У меня хороший слух – он нужен, когда ты занимаешься лингвистикой, – и смех этот был чрезвычайно узнаваемый. Я вдруг совершенно точно поняла, кто прошествовал в тех гаремных шароварах. Они были очень даже в духе Карлы. Не знаю, по какой причине Бен исключил меня из сегодняшнего собрания, но уж явно не из-за переживаний, что я никого не знаю.
