– Мне все равно неприятно оставлять тебя здесь одну, – спустя четверть часа повторила я, наверное, в десятый раз.
Неправильно было держать Ноя на руках, пока мать малыша целовала его на прощание. Должно было быть с точностью до наоборот.
– Ты знаешь, где что дома лежит. Знаешь его распорядок дня. Это для всех наилучшее решение. Пожалуйста, Софи.
Странно было уезжать из больницы с ключами и младенцем, который не принадлежал ни мне, ни Бену.
– Думаю, справедливо будет предупредить вас, – сказал Бен, открывая машину и закрепляя автомобильное кресло Ноя, – что все известное мне о младенцах вполне можно уместить на обратной стороне почтовой марки.
Я устало улыбнулась и развернулась на сиденье, чтобы взглянуть на спящего малыша, пребывающего в счастливом неведении относительно событий, сотрясавших его крохотный мир.
– Достаточно присутствия, – сказала я.
Бен улыбнулся, и на этой улыбке стоило бы задержаться, а потом еще раз проанализировать ее при менее удручающих обстоятельствах. Для человека, который никогда прежде не полагался на мужчину в поисках силы или поддержки – или чего угодно, коль на то пошло, – я до странности легко позволила ему проникнуть под мою защитную оболочку.
Я не ждала, что Бен проведет эту ночь со мной в доме Джулии. Разумеется, я его об этом не просила… но опять же, не слишком протестовала, когда он сказал, что останется.
– Так разумнее, а вдруг вам понадобится спешно вернуться в больницу.
Я остановилась на середине кухни Джулии с бутылочкой теплого молока для Ноя и молча уставилась на Бена, понимая, что он прав; вполне возможно, что ночь еще не закончила забрасывать нас эмоциональными гранатами. Я кивнула и постаралась вести себя не как перепуганный подросток, внезапно очнувшийся от шестнадцатилетней спячки.
Накормив Ноя, поменяв ему подгузники и уложив спать, я еще долго сидела у его кроватки, наблюдая, как он постепенно проигрывает битву со сном. Я низко наклонилась над перекладиной кроватки, прикрывая брыкающиеся ножки, когда услышала в коридоре предательский скрип половицы.
Я медленно обернулась, прижав к губам палец. На ковер упала тень Бена, но он остался на пороге детской, не отваживаясь шагнуть в комнату. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, пока включала маленький ночник и радионяню. Бен улыбнулся, когда я на цыпочках неуклюже заковыляла по толстому ковру, и протянул мне руку. Когда его кожа коснулась моей, я вдруг увидела другой дом, который никогда раньше не видела и где в колыбели лежал другой младенец, с необычными глазами цвета жженого сахара. Образ был такой ясный и такой непрошеный, что я тихо ахнула. На сей раз Бен приложил палец к губам, и я поймала себя на мысли – когда же этот знакомый жест стал внезапно таким сексуальным.
Откуда вообще взялись эти мысли? Меня к Бену не тянуло, хотя он был очень привлекательным мужчиной. Я испытывала к нему только дружеские чувства и была признательна за все, что он для меня сделал. И только? Если они как-то изменились, неужели я не должна была хотя бы заметить это? И Бен, совершенно очевидно, никогда не давал понять, что ищет большего, чем моя дружба. Поэтому обнаружив, что мое подсознание отклонилось совсем в другую сторону, я испытала серьезный шок. Я не проронила ни слова, пока мы не вернулись в гостиную и тревожащий образ будущего не начал рассеиваться.
– Вы очень хорошо за ним ухаживаете, – прокомментировал Бен, сдвигая в сторону небольшой сверток из одеял и подушек, который я положила на диванчик, и садясь.
– Он хороший малыш. А пожив здесь после пожара, я знаю его распорядок. Это, пожалуй, единственный положительный момент в том, что мой дом сгорел.
Бен вытянул свои длинные ноги, заполнив пространство между его диваном и тем, на который примостилась я.
– Не единственный, – медленно проговорил он.
Я так громко сглотнула, что он наверняка это услышал.
– Э‐э… не хотите выпить… или поесть?
Я напряглась, как бегун на стартовых колодках, готовая рвануть в убежище кухни. Но Бен просто покачал головой и откинулся на подушки.
– Что я на самом деле надеялся сделать, так это поговорить.
Я мгновенно поняла, о чем он хочет поговорить, и тут же посмотрела на часы.
– Послушайте, сейчас три часа ночи. Поздновато для разговоров. Может, попробуем поспать?
– Я не устал, – перебил Бен, прерывая мои сомнительные возражения. – А вы?
– Я тоже. Все еще чувствую себя на взводе, – честно ответила я.
Я подтянула ноги на кушетку и взяла одну из декоративных подушек, выставив ее перед собой, как щит. Не нужно было быть экспертом по языку тела, чтобы распознать очевидный знак преграды.
– Вы здорово напугали меня в больнице.
– Простите, – пробормотала я, не сводя глаз с геометрического узора на подушке, которую сжимала двумя руками.
– Я не знал, что для вас сделать, как помочь.
Подняв голову, я печально улыбнулась.
– Вы все правильно сделали. Никто ничего не может сделать, только подождать, пока это пройдет. У меня уже довольно давно не было этих приступов.
Бен наклонился вперед, опираясь локтями на колени.
– Что случилось, Софи?
Я смущенно покачала головой.
– Паническая атака, – ответила я, тщательно проговаривая слова. – Ничего страшного.
Бен еще больше подался вперед, его тело превратилось в мост, перекинутый через разделявшее нас пространство.
– Не этой ночью. Я имею в виду, что вообще произошло, вызвало их появление.
Я вжалась в спинку дивана, бессознательно отвечая на расспросы Бена. Существовал тщательно отрепетированный сценарий дальнейших реплик. Но, открыв рот, я ничего не смогла произнести. Ни один актер, дожидающийся подсказки, не был бы поставлен в более неловкое положение, чем я, вдруг обнаружившая, что должна объясняться без подготовки. Потому что Бен заслуживал большего, чем моя обычная, отретушированная версия правды. Сегодня я среди ночи вытащила его из постели, и он, не задавая вопросов, сделал все, о чем я попросила – для людей, которых он даже не знал. Он заслуживал того, чтобы узнать, почему мой визит в больницу превратил меня в существо, незнакомое для нас обоих.
– Мы никогда не говорили о наших семьях, не так ли?
Бена, казалось, ничуть не удивило, что я так очевидно сменила тему, он подхватил ее.
– Да, по-моему, не говорили. – Он секунду помолчал и добавил: – Моя живет за границей.
Я сделала глубокий вздох, прежде чем начать откровенный разговор.
– Когда меня спрашивают, есть ли у меня братья или сестры, я всегда отвечаю, что нет.
Глаза Бена сверкнули, и крохотный мускул дрогнул рядом с уголком рта.
