– Позвольте, я достану, – сказал он, беря обезболивающее и подавая мне.
Никогда прежде я не видела у Бена такого выражения глаз. Не могу точно определить его, но оно очень походило на разочарование, и я немедленно почувствовала себя ростом в шесть дюймов. Неудивительно, что я не могла дотянуться до этой проклятой полки.
– Значит, она выздоровеет, дочка Джулии? – спросил отец, ставя мою сумку в багажник своего автомобиля.
– Да, слава богу. Джулия сказала, что уже с трудом удерживает ее в кровати.
– В этом возрасте они очень быстро поправляются.
Я украдкой посмотрела на него, пока он садился и пристегивался. Мы обменялись кратким взглядом, но за ним стояло очень многое.
Большую часть двадцатиминутной поездки от вокзала до родительского дома заняли забавные истории отца об их недавнем отдыхе. Я слушала вполуха, производя мысленный обзор его здоровья. Не задыхается, поднявшись по короткой лестнице к вокзальной парковке; щеки загорелые после нескольких недель под карибским солнцем; руки морщинистые и в старческих пятнах, но спокойно держат руль. По очереди вычеркнув каждый пункт в моем виртуальном списке, я почувствовала, как слегка ослабла опутавшая меня тугая сеть тревоги.
– Значит, вернуться назад в старую квартиру после пожара было невозможно?
Виноватый взгляд я спрятала, притворившись, что рассматриваю знакомые виды, мелькавшие за боковым окном. Я изложила маме и папе другую версию того, что случилось в ночь пожара. Моим стареющим родителям совершенно незачем было знать, насколько близко они оказались к тому, чтобы пережить вторую трагедию. Но мне потребуется быть начеку, чтобы не ошибиться и не запутаться в своей же истории.
– Нет. Пожар причинил слишком большой ущерб.
В этом я по крайней мере не солгала.
– Но тебе нравится новое место, которое ты нашла?
– Очень, – ответила я. И снова – абсолютно честно. – Бен, хозяин дома, оказал мне всяческую поддержку и помощь.
Папа кивнул, и это показалось мне подходящим моментом, чтобы задать вопрос, который я обдумывала на протяжении всего пути в поезде.
– Папа, вы с мамой не будете возражать, если я на пару дней приглашу его к нам на Рождество?
Отец приподнял густые седые брови, что было вполне ожидаемо.
– Ну… нет. Хотя должен сказать, я очень удивлен. Ты никогда раньше не привозила с собой парня.
На то были серьезные причины, но сейчас не хотелось в них разбираться. Более актуальной мне представлялась необходимость убедиться, что все всё правильно понимают.
– Папа, Бен не «парень», он успешный бизнесмен, ему за тридцать. Но что важнее, мы с ним не… не… пара, – сбивчиво закончила я.
Переводчики умеют подбирать слова; это наша работа. Но мне не удавалось подыскать выражение, объясняющее, кем мы с Беном были друг другу – если оно вообще существует.
– Бен просто друг, – негромко, но четко подтвердила я. – И когда на днях он сказал, что его семья живет за границей, я подумала, что пригласить его к нам на Рождество – благое дело.
Я осталась весьма довольна таким объяснением. Моя мать самозабвенно участвовала во многих местных благотворительных обществах. Это был выбранный ею способ выжить. Каждый из нас что-то себе нашел.
Я понимала, что мой ответ не станет универсальным решением.
– Благим делом, да? – переспросил мой отец с усмешкой, которой я давно от него не слышала.
Тогда я и осознала, что нет никакой разницы, что я скажу о моей дружбе с Беном. Отец уже составил свое мнение.
– Что ж, я не возражаю, если ты хочешь его пригласить. – Он легко сжал мое предплечье. – Я давно жду, чтобы ты привезла домой парня.
Я вздохнула и выпустила воздух из легких долгим ровным потоком. Отец посмотрел на меня и подмигнул, и я слабо улыбнулась в ответ. Он проделывал ту штуку, которая всегда доводила меня до бешенства; он притворялся, что найти «подходящего парня» и обзавестись семьей – для меня всего лишь вопрос времени. А я, со своей стороны, притворялась, что, конечно, это до сих пор вполне возможно; что шрамы прошлого достаточно поблекли, чтобы больше не ранить нас. В семье мы играли во много подобных игр.
– Но спать ему придется на раскладном диване в кабинете, ты же понимаешь?
Я кивнула. Что бы они ни думали о моих отношениях с Беном, замечание отца никак не касалось приличий. Мои родители жили в просторном доме с тремя спальнями, но одна комната навсегда была закрыта для гостей.
– Уверена, ему будет там вполне удобно – если он вообще приедет. До Рождества всего две недели, и он, вероятно, уже договорился с друзьями или с кем-то еще… у него много друзей.
Звук телевизора, работающего для аудитории в лице одного спящего человека, поднимался по лестнице вслед за мной. Папа уронил голову, едва начались вступительные титры дневной викторины. Однажды я присутствовала на сеансе гипноза, так даже там не удалось так быстро погрузить человека в сон.
Я вежливо отклонила предложение мамы сопроводить ее на собрание книжного клуба.
– Мне действительно нужно пойти, потому что именно я предложила книгу этого месяца, – объяснила она. – Если бы мы заранее знали, что ты приедешь…
Я услышала легкую критику в ее словах. Я пропустила ее мимо ушей: какой смысл приезжать повидать родителей, а потом обижаться на какие-то мелочи.
– Иди и наслаждайся своим собранием. Давай я приготовлю ужин, пока тебя не будет? – предложила я.
Мама взяла ключи от машины и бумажный пакет, стоявший наготове рядом с ее сумочкой. Она уже пошла к двери, а потом в последний момент вернулась и неожиданно быстро обняла меня. В нашей семье объятия были не приняты, и когда я пришла в себя от изумления и собралась обнять маму в ответ, она уже отстранилась, оставив только облачко ее любимых духов, которыми она пользовалась многие годы. В моей полуподвальной квартире стоял новый флакон этих духов, дожидавшийся, когда его упакуют и положат под маленькую искусственную елку, которую скоро поставят в гостиной. При мысли об этом между бровей у меня возникла морщинка – я знала, что под этой елкой будет лежать одинокий подарок, который пролежит там, пока не пройдет двенадцать ночей и елку не разберут. На самом ли деле я хочу продемонстрировать Бену странности моей семьи? Что он подумает о них… о нас?
Это началось в самый первый год, когда наш рождественский стол накрыли на троих, а не на четверых. Кто-то из нас должен был что-то сказать тогда, но все было еще так свежо и болезненно. Не станешь ведь тревожить заживающую рану. Поэтому мы промолчали, когда моя во всех остальных отношениях разумная мать продолжила покупать Скотту рождественский свитер, когда ему уже не нужна была никакая одежда. Тем не менее, думаю, ни мой отец, ни я не ожидали, что эта своеобразная практика продлится столько, сколько длится.
