Глаза матери блестели слишком ярко, но она не возразила, лишь наклонила голову, быстро и молча соглашаясь.
Маленькое происшествие, огромное происшествие, и оно заставило меня задуматься, знает ли человек, которого я привела в наш дом, как сильно он начал менять всех нас.
Когда все пополнили на очередной год свой запас носков, шлепанцев и туалетных принадлежностей, мои родители в итоге удалились на кухню, вежливо, но твердо отказавшись от всех предложений помощи. Впервые после поцелуя мы с Беном остались вдвоем, и я вдруг занервничала. Книгу о джазе, которую я ему преподнесла, Бен принял с гораздо большим воодушевлением, чем она того заслуживала, но ничего не подарил мне в ответ. До этого момента. Точно убедившись, что мы одни, Бен достал из стоявшего рядом с ним пакета последний подарок. Протянул его мне, и когда я его брала, мои пальцы почему-то дрожали.
Я узнала имя на коробочке с ювелирным украшением, узнала по рекламе на обложке глянцевых журналов, ни разу не отважившись зайти в их магазины. Оберточная бумага, порхая, упала к моим ногам, а я замерла, касаясь пальцами пружинной крышки этой коробочки.
– Мне нравится, Бен, – тихо сказала я, и мои голубые глаза смотрели в глаза цвета жженого сахара. Я понимала, что должна разыгрывать свои карты более хладнокровно, чем я это делала. Но я просто ничего не могла с собой поделать.
– Ты же даже не знаешь, что там.
– Мне и не нужно, – уверенно ответила я, – мне уже нравится.
И с этими словами я нажала на пружинку, крышка откинулась, и я увидела подарок Бена – на черном бархате лежал красивый серебряный браслет. Я осторожно подняла его, он повис на моей ладони, словно тоненькая серебряная змейка. Единственный брелок крутился и вертелся на свету, вызывая у меня улыбку. Когда я посмотрела на Бена, он тоже улыбался, но в глазах поблескивала неуверенность.
– Какое совершенство, – вырвалось у меня.
– Очень мило, – заявила мама, входя с подносом канапе и останавливаясь, чтобы полюбоваться нежным браслетом. – Какой необычный брелок, – заметила она, наклоняя голову, чтобы получше рассмотреть крохотный серебряный предмет, прикрепленный к первому звену браслета. – Не могу разобрать, что это…
– Это утюг, мама, – тихо проговорила я, наши с Беном взгляды говорили о принадлежавшем только нам моменте и о ночи, когда мы познакомились. О той ночи, когда он спас меня в первый раз, не зная, что будет делать это снова и снова. – Это утюг.
– Принимая во внимание все обстоятельства, полагаю, что все прошло очень хорошо.
– В самом деле? – переспросила я, поворачиваясь к Бену, насколько позволял ремень безопасности. – Даже когда они случайно назвали тебя Скоттом три или четыре раза? А неоткрытый подарок под елкой и… и вообще всё?
Я выразительно взмахнула рукой, охватывая общую странность жизни моей семьи.
– Семьи несовершенны, – изрек Бен. – Это не мешает им быть полноценными.
Я вздохнула.
– Чуть больше нормальности было бы в самый раз.
– Нормальность скучна. Люди проявляют себя с наилучшей стороны в наихудших ситуациях.
– По-моему, ты украл эту сентенцию из какого-то фильма.
Бен усмехнулся.
– Очень возможно.
Украл или нет, но его положение, пожалуй, давало ему неоспоримое право судить. Очень многие из его друзей наверняка переживали худший период в своей жизни, и при этом внешне они казались более увлеченными жизнью, чем люди, которые не слышали бесшумного тиканья своих часов. Интересная мысль, а я никогда по-настоящему над этим не задумывалась. Потеряв тебя, Скотт, я стала лучше? Я печально покачала головой. Я совсем так не считала.
Пока мы ехали по знакомым улицам моего родного города, я бессознательно теребила крохотный серебряный утюжок, который нежно подпрыгивал, ударяясь о внутреннюю сторону запястья. Я не снимала браслет почти два дня, с тех пор, как Бен застегнул его на моем запястье, низко наклонив голову, пока его большие пальцы сражались с миниатюрной застежкой. Он не торопился отпустить мою руку, когда в итоге застегнул его, и провел пальцем по пустым звеньям.
– Может, со временем мы заполним их новыми воспоминаниями? – нерешительно спросил он.
Я посмотрела на звенья, пытаясь представить коллекцию воспоминаний, которую мне еще предстояло создать. И в душе у меня проклюнулись и начали медленно подниматься ростки тепла и надежды.
– Я с удовольствием.
Я настолько увлеклась мечтами, завороженная направлением, в котором мы с Беном неожиданно двинулись, что не обратила внимания на реальное направление. Я огляделась и увидела недалеко впереди оживленный перекресток, и все теплые чувства у меня в душе моментально уничтожились. Я никогда не ходила этой дорогой. Я тратила минут двадцать, выбирая противоположное направление, лишь бы избежать этого участка, но, очевидно, Бен понятия об этом не имел. На следующий день после аварии я видела фотографии в газетах. Я видела автомобиль, развернувшийся поперек дороги, с покореженными и перекрученными металлическими деталями. А метрах в пятидесяти, в том месте, где наконец закончилось смертельное скольжение, лежала драгоценная собственность Скотта – его мотоцикл – или то, что от него осталось. Проезд по тому месту, где у моего брата отняли будущее, был для меня таким же кощунственным, как пикник на могиле. По внушительной веренице машин, выстроившихся за нами, я поняла, что поздно просить Бена повернуть назад. Я автоматически схватилась за ручку дверцы, словно можно было сбежать. Бен что-то тихонько сказал, издал какой-то звук, наверное, ругнул другого водителя, если не считать тревоги на его лице, когда он увидел муку на моем. Как он понял значение этого места, хотя я никогда не говорила ему об этом, осталось тайной. Возможно, эта недавно возникшая между нами связь эмоционально соединила нас таким образом, какой я даже и представить себе не могла. Отняв одну руку от руля, Бен взял меня за руку. Другой рукой он так сильно сжал руль, что побелели костяшки пальцев. Он казался шокированным собственной неосмотрительностью, но правда, откуда он узнал, как я буду реагировать? Как я всегда реагировала?
– Закрой глаза, Софи, – тихо сказал он. – Я скажу тебе, когда открыть.
Я повиновалась, так и не увидев место катастрофической встречи автомобиля и мотоцикла. Я знала, что мы уже, наверное, давно миновали этот перекресток, но Бен по-прежнему не велел мне открывать глаза, поэтому я сидела в темноте, привязанная к нынешнему времени и месту только его рукой на моей руке. Я почувствовала, что машина замедляет движение, останавливается, и услышала тихий щелчок, когда выключился двигатель.
– Открой глаза, – спокойно проговорил Бен.
Я совсем не знала, где мы, где остановились, потому что смотрела не по сторонам, а прямо в лицо Бену, которое находилось так близко, что наше дыхание перемешалось, когда он приблизил свои губы к моим. Прикосновение его губ было нежным, ожидающим моего ответа. Кто-то застонал, наверное, это была я, а потом его губы уже не задавали вопроса, они вели, и я счастлива была идти, куда бы ни повел меня этот поцелуй. Я больше не заблужусь; невозможно будет не найти дорогу вперед, пока он продолжает целовать меня и обнимать так, будто не хочет отпускать. Я находилась за несколько миль от места, где жила… но я наконец нашла путь домой.
