Я увидела его озабоченный взгляд при нашем приближении, заметила, что он хочет выйти из машины, но настойчивым знаком велела ему оставаться на месте. Понятия не имею, что он подумал, видя, как мы торопливо пересекаем площадь, потому что была занята тем, что в страхе оглядывалась, ожидая, что за нами бросится рассерженный персонал кафе. Я открыла заднюю дверь, и Элис не по годам проворно забралась в машину. Я запрыгнула на сиденье рядом с ней.
– Поезжай! – приказала я Бену, еще даже не захлопнув дверцу.
Доведись нам сматываться с места преступления, из Бена получился бы дрянной водитель, потому что реакция у него была слишком замедленная.
– Что такое? Что случилось?
– Просто поезжай, – настойчиво повторила я.
Рядом со мной блаженно улыбалась Элис.
– Спасибо, – сказала она нам обоим. – Теперь я действительно чувствую себя гораздо лучше.
– Расскажи еще раз, – умоляла Джулия, вытирая слезящиеся от смеха глаза.
– Трех раз достаточно, – чопорно заявила я.
Джулия удивленно покачала головой.
– Ты уж точно никогда не говорила, что помощь друзьям Бена может оказаться такой занимательной.
– Для тебя, может быть, – сказала я, хотя трудно было удержаться от улыбки всякий раз, когда я мысленно возвращалась к событиям прошлой недели.
Я обвела взглядом кафе, где мы с Джулией встретились за ланчем. Никто ни в кого не плескал капучино, никто не улаживал шестидесятилетнюю вражду, и сварливые пенсионеры не устраивали в углу потасовку. Скучновато.
– И что теперь? Это твое первое и последнее мероприятие для его друзей?
Я поднесла к губам чашку и отвлеклась на блеск серебра. Теперь на моем браслете качались три брелока, и мой взгляд, пока я отвечала, остановился на последнем пополнении, крохотном пианино.
– Не совсем. Теперь я вроде как помогаю еще одному человеку.
Через три дня после того, как Элис таким драматическим образом свела давние счеты, Бен постучал в мою дверь в середине дня. Уговаривать меня не пришлось, я только рада была бросить исключительно скучный перевод, над которым работала, и выпить с Беном чаю.
– У меня пончики, – начал он, когда я отодвинула щеколду и увидела прислонившегося к косяку Бена.
– Это диагноз или кондитерское изделие?
Губы Бена дрогнули, и меня охватила тихая радость. Ему нравилось мое чувство юмора, а мне – тот факт, что в последнее время я, похоже, вновь открыла его в себе после долгого перерыва.
– Поднимемся наверх? – предложил Бен, протягивая мне руку. – Я хочу кое-что тебе показать.
– Интригующе, – пробормотала я, позволив ему повести меня вверх по деревянной лестнице. И так это и оказалось: интригующе, ошеломляюще и совершенно неожиданно.
Я не могла не заметить его, едва мы ступили в жилую часть дома. Блестящее черное дерево в солнечном свете зимнего дня сияло зеркальным блеском. Оно было большое, легко занимавшее целый угол комнаты.
– Это пианино, – проговорила я, словно Бен мог не заметить внушительный кабинетный рояль, который вдруг появился в его жилище.
Бен выпустил мою ладонь и засунул руки в карманы джинсов. Качаясь на пятках, он на минуту показался школьником-переростком, который точно не знает, сколько его ждет неприятностей.
– Да, – подтвердил он.
– Но ведь ты не играешь, – добавила я, на тот случай, если он, возможно, забыл этот весьма важный факт, прежде чем покупать инструмент, без сомнения, стоивший не одну тысячу фунтов.
– Да, не играю, – сказал он, подошел к пианино и провел рукой по поднятой крышке, как будто погладил породистое животное. – Но играешь ты. Или скорее, играла.
– Ты купил это для меня?
В моем голосе звучало недоверие, но в глубине души разве я не заподозрила это в тот момент, когда вошла в комнату?
– Ну, можно и так сказать. Но просто этот угол комнаты выглядел очень голо, поэтому все равно нужно было что-то туда поставить.
– Большинство людей выбрало бы растение в горшке, – еле слышно произнесла я, застенчиво занося руки над эбеном и слоновой костью клавиатуры.
Полжизни прошло с тех пор, как я играла, и я не была уверена, готова ли к тому, что Бен взломает очередную дверь, которая очень долгое время была заколочена.
Я нерешительно опустила пальцы, и инструмент мелодично отозвался знакомым аккордом. У него был совершенно другой звук, нежели у нашего старенького пианино; пианино, от которого родители избавились по моим настойчивым просьбам. Я почти не заметила, как оказалась сидящей на вращающемся табурете, разминая пальцы, прежде чем с чуть большей уверенностью опустить их на молочно-белое совершенство клавиш.
– После стольких лет хорошо у меня не получится, – предупредила я.
– У меня все равно нет слуха, – пожал плечами Бен. – Поэтому для меня все звучит здорово.
* * *
– Значит, теперь Бен дает тебе дополнительный заработок как учительнице музыки? – спросила Джулия, изучая счет, прежде чем я забрала его и полезла за кошельком.
– Сегодня я получила вот это, – сказала я, кладя на фарфоровое блюдце банкноты и монеты. – И не думаю, что если я учу одного парня играть пьесу для его жены, меня можно считать настоящим учителем.
– А этот парень… он тоже болен?
Я покачала головой, представляя Чарли, моего единственного ученика. По профессии строитель; могучая шея; румяное лицо и мускулистые татуированные предплечья. Он отнюдь не выглядел человеком, который сгорает от желания разучить нежную пьесу «К Элизе».
– Нет, больна его жена. Поклонница классической музыки она, а не он. Он показался мне скорее любителем тяжелого металла. – Джулия захихикала, наклоняясь над детской коляской, и убрала под одеяло крохотную ручонку Ноя. – Она всегда хотела, чтобы он ходил вместе с ней на концерты, но он никогда не ходил. Она понятия не имеет, что в программу концерта, на который она пойдет в следующем месяце, включен необъявленный номер. – Джулия смотрела на меня, и я почти ничего не могла прочесть по ее лицу. – Бен знает одного из организаторов, – пояснила я.
Джулия села прямо, и поначалу я подумала, что озабоченное выражение ее лица связано с женой Чарли, Жаклин, чья болезнь уже приковала ее к инвалидному креслу. Но я ошибалась.
– Тебе не кажется, что события развиваются слишком быстро?
– О боже, ты, наверное, шутишь. Каждый раз, когда Чарли играет, можно подумать, что Фреду прищемило дверью хвост. Будет чудо, если он выучит ее вовремя.
Джулия покачала головой, и длинные золотисто-каштановые пряди метнулись влево и вправо, как ленты майского дерева.
– Я не о них говорю. Я имела в виду тебя… или точнее, тебя и Бена и то, как вдруг все, что ты делаешь, оказалось связано с ним. Я хочу сказать, этот парень купил тебе чертово пианино!
