– Пожалуйста, скажите ему, что звонила Софи. Скажите, что я прошу прощения и что я была неправа. И что я сейчас же возвращаюсь, и мы увидимся позже сегодня днем.
Долгое потрескивание, а потом тишина, в течение которой я убедила себя, что связь оборвалась. Но потом связь на минутку улучшилась, и голос вернулся, более молодой по звучанию, чем я сначала думала, и более чем утомленный.
– Конечно, передадим. Я прослежу, чтобы это сообщение передали Стивену.
Стивену?
– Это для Бена. Для Бена Стивенса.
На линии защелкало, словно взрывался попкорн.
– Простите. Лен Стивенсон. Я поняла. Я передам сообщение одной из наших медсестер.
Трубку положили, а я осталась стоять, уставившись на телефон со смесью беспокойства и раздражения. Я посмотрела на часы. Позвонить еще раз, рискуя опоздать на следующий поезд, или просто подождать, пока я лично смогу поговорить с Беном?
– Пап, ты можешь подвезти меня на станцию, чтобы я успела на поезд в двенадцать сорок пять?
Мой отец, который гордился тем, что пятьдесят лет водит машину без единого нарушения, который считал, что езда на скорости в пятьдесят километров в час превращает тебя в маньяка, и который имел очень вескую причину не желать, чтобы кто-то из членов нашей семьи попал в какую-нибудь аварию, совершенно сразил меня своим ответом.
– Придется поднажать, но если мы выедем сейчас, то, пожалуй, успеем.
Столько всего в тот день мешало мне попасть в больницу, что, казалось, Вселенная нарочно пыталась не дать мне встретиться с Беном. Сначала не заводился автомобиль отца, только на прошлой неделе, по его словам, побывавший в сервисе. Я тревожно топталась рядом, пока он пытался разобраться с аккумулятором, ворча себе под нос про халтурщиков-механиков. Я, наверное, пятьдесят раз посмотрела на часы, прежде чем мотор с рокотом вернулся к жизни. Папа поднял большие пальцы, и я, быстро чмокнув маму в щеку, прыгнула на пассажирское сиденье.
– Мы все же успеем? – с тревогой спросила я.
– Вероятно. Да. Может быть, – последовал невразумительный ответ.
На протяжении всей поездки я одним глазом следила за часами на приборной доске, другим – за спидометром. Первые шли слишком быстро, второй показывал далеко не достаточную скорость.
– На этих дорогах я не рискую ездить быстрее, они слишком узкие, – извинился отец, и оба мы наблюдали, как время все ближе подходит к моменту прибытия поезда на местную станцию. Если я его пропущу, следующий будет через три часа, и мне невыносимо было думать, что Бен второй день проведет с мыслью, что я больше не хочу его знать.
Когда перед нами выехал трактор и заставил нас сбросить скорость до такого минимума, что проще было выйти и пойти пешком, это показалось предзнаменованием – дурным предзнаменованием. Я смотрела, как сменились цифры на дисплее часов и показали время отхода моего поезда. До станции оставалось еще три мили.
– Ну, что ж, значит, так тому и быть, – сказала я, откидываясь на спинку сиденья. – Можем поворачивать назад, папа.
Он на мгновение сбавил скорость, но затем, непреклонно поджав губы, надавил на педаль газа. Я мягко тронула его за руку.
– Нет смысла. Слишком поздно. Этот поезд я пропустила.
– Я фаталист, – отозвался он, совершенно не в своем прагматичном стиле. – Если тебе назначено добраться сегодня до Бена, если во всем том плохом, что случилось с нами… и с ним, есть смысл или замысел, тогда судьба будет на твоей стороне.
– И как именно?
– Поезд будет стоять, дожидаясь тебя, – заявил он.
Он говорил так уверенно, что не знаю, кто из нас разочаровался больше, когда мы подъехали к вокзалу и увидели поднятые шлагбаумы, которые указывали прямо в безоблачное голубое небо, как обвиняющие пальцы. Поезд пришел и ушел. И если это было посланием судьбы… оно оказалось не очень ободряющим.
– Прости, милая, я действительно думал, что…
Папа внезапно оборвал себя, когда знакомый оглушительный сигнал проревел позади нас. Шлагбаум начал медленно опускаться.
Не попадая пальцами в ручку двери, я кое-как ее открыла, выскочила, схватила с заднего сиденья сумку и как сумасшедшая помчалась через кассу на платформу. То, что я успела на поезд, было не что иное, как чудо. Я с шумом упала на свободное место в вагоне, раскрасневшаяся и задыхавшаяся так, как не задыхался даже Бен, когда нуждался в кислородной маске.
Я оглядела пассажиров вокруг себя. Напротив сидела женщина средних лет, которая опустила книжку в бумажной обложке и с любопытством на меня посмотрела. Рядом с ней разместились мать с ребенком, с головой ушедшие в какую-то игру на планшете. Женщина мимолетно мне улыбнулась, а ее сын застенчиво прижался к матери, пряча от меня свое лицо.
Я отдышалась и полезла в сумку за телефоном, понимая, что сейчас превращусь в особу, с которой я меньше всего желала бы оказаться рядом во время трехчасового путешествия. Возможно, я раньше времени превращалась в сварливую старуху, но люди, ведущие личные разговоры по мобильным телефонам в общественных местах, были для меня источником вечного раздражения. Но сегодня я была готова рискнуть и раздражать всех до единого пассажиров этого вагона, чтобы убедиться: Бен знает, что я к нему еду.
На этот раз в уинчестерском отделении ответил другой голос, постарше и более властный.
– Можно ли поговорить с одним из ваших пациентов? С мистером Беном Стивенсом.
Связь на сей раз была отличная, поэтому я без труда услышала, как она слегка кашлянула, прежде чем ответить.
– Могу ли я узнать, вы – родственница?
Я по глупости ответила ей честно.
– Нет, не родственница.
– Простите, – ответила она, и что-то в ее голосе меня встревожило. – Боюсь, мы сообщаем информацию только ближайшим родственникам.
Я не просила информации, я только хотела поговорить с ним. Что-то там не так. Что-то случилось.
– Он мой партнер, – сказала я, повышая голос настолько, что, вероятно, перешла в разряд надоедливого пассажира. – Пожалуйста, скажите, с ним все в порядке?
– Мама, почему эта леди кричит? – оторвавшись от игры, простодушно спросил мальчик.
– Тише, – сказала его мать, и я не поняла, относилось это к ее сыну или ко мне.
Я попыталась понизить голос. Важно было сохранять спокойствие, даже если я уже чувствовала себя планетой, сходящей с орбиты.
– Вы можете сообщить ему, что я звоню. Может, я могу минуту поговорить с ним?
Медсестра сделала паузу, и я затаила дыхание в ожидании ее ответа.
– Боюсь, это невозможно. Мистера Стивенса здесь больше нет.
С чувством огромного облегчения я откинулась на сиденье.
– Его выписали?
