– Да, этот эпизод попал на пленку. Не знаете, жена Гаррисона не потребовала у него объяснений, не скандалила с Жасмин? Не тогда, а позже, на рыбалке?
– Понятия не имею. По-моему, его жена приезжала к нам в лагерь один раз, привозила продукты. На первую или вторую стоянку, уже не вспомню. Если она и наступила этой на хвост, меня при этом не было. Такого я бы не забыла.
– А что вы помните о том вечере, когда погибла Жасмин?
– Да все как в тумане. Приятном алкогольном тумане. Несколько блаженных дней я отдыхала от детей и своей незадачливой жизни, и тут эта утонула и все испортила!
Дверь кафе открылась, и вошли две посетительницы.
– Простите, мне работать надо. – Кэти отвернулась от Энджи и занялась покупательницами.
– Спасибо, – буркнула Энджи.
Соленый прибрежный ветер трепал ее волосы, когда Паллорино шла к «Мини-Куперу». Она и сама не отказалась бы упиться до блаженного безразличия, лишь бы перебить вкус беседы с Кэти Дейли. Вот уж кого она с удовольствием искупала бы в водопаде! Оставалось надеяться, что дочь Рейчел, Иден, охотнее пойдет на контакт. Но раз Рейчел взялась вдруг названивать всем подряд…
Дождь снова начал пятнать лобовое стекло, когда Энджи поехала в Нанаймо. Мрачная мысль, как зерно, прорастала в ее душе: озлобленная и завистливая Кэти Дейли вполне могла столкнуть «молоденькую шлюшку» в ледяную реку.
Глава 25
Приемная Иден Харт оказалась пуста. Светло-серые стены и большие окна обеспечивали достаточное естественное освещение, несмотря на пасмурную погоду. Свежие цветы в вазе на кофейном столике оживляли обстановку. На стеклянной столешнице аккуратными рядами были выложены журналы.
Секретарша на ресепшене поглядела на вошедшую поверх очков.
– У меня встреча с доктором Харт, – сказала Энджи, подходя. – Энджи Паллорино.
– Доктор немного задерживается. Пожалуйста, присаживайтесь. Кофе в кофейнике в углу, кружки там же. – Она улыбнулась: – Сегодня печенье с орехом пекан и белым шоколадом.
Энджи полистала журнал и принялась рассматривать черно-белые эстампы на стенах. Среди них были исторические фотографии, рисунки тушью, офорты. Энджи с удивлением заметила, что везде изображены женщины за рыбалкой. Заинтригованная, она встала и подошла к первой рамке. Фоторабота была подписана Лориан Хемингуэй, и Энджи предположила, что плотная дама, гордо стоящая рядом с рыбой-меч, свешивавшейся с весов в каком-то тропическом порту, – одна из двенадцати внуков и внучек Эрнеста Хемингуэя. Рядом висела репродукция старинного рисунка – монахиня в полном облачении, забрасывающая удочку. Внизу рисунка тянулась витиеватая надпись: «Si tibi deficient medici, medici tibi fiant. Hec tria, mens leta, labor et moderata dieta».
– Если врачи не в силах тебе помочь, лечись хорошим настроением, работой и умеренным питанием, – сказал сзади женский голос.
Энджи обернулась.
Брюнетка примерно ее лет стояла совсем близко. Надо же, как бесшумно подошла! Незнакомка кивнула на офорт:
– Это Джулиана Бернерс, настоятельница монастыря, из-под пера которой вышел первый трактат о рыбной ловле. Забавно, что в этом виде спорта долго доминировали мужчины. – Она протянула руку: – Иден Харт.
– Энджи Паллорино. – Рука доктора Харт оказалась узкой, с мягкой кожей и безукоризненным маникюром. Но рукопожатие у нее было твердое, а взгляд решительный. – Это было в эпизоде, отснятом вашей мамой у паба «Крюк и промах», – сказала Энджи. – Я про монахиню.
– Гляжу, вы подготовились, – улыбнулась психотерапевт.
Энджи засмеялась, вспомнив, как Триш объяснила Иден, почему благодарна своей матери, приохотившей ее к рыбалке.
– Значит, ваша мама все-таки сделала из вас рыболова? – спросила она.
Улыбка Иден не дрогнула, но в лазерно-остром взгляде что-то изменилось. Энджи ощутила легкую дрожь – в этой женщине было что-то загадочное и мощное. Улыбка казалась теплой и обворожительной, однако улыбались только губы, но не глаза. Дочь своей матери.
– Очень рада с вами познакомиться, – начала Иден. – Хотя я вас как будто давно знаю – я следила за вашей историей в новостях. Очень жду выхода книги доктора Рейнольда Грабловски.
Энджи вздрогнула.
– Меньше всего мне хочется, чтобы люди это читали. Он написал эту книгу без моего согласия.
– Да, я знаю. Меня всегда привлекали сюжеты, основанные на реальных событиях. Психологическая травма, полученная в четырехлетнем возрасте, потеря сестры-близнеца и матери, репрессия болезненных воспоминаний – трудно даже представить деструктивный эффект на личность жертвы…
– Не жертвы, а выжившей, – сухо поправила Энджи.
Иден Харт смотрела на нее в упор – Паллорино даже показалось, будто она сама ненароком оказалась на допросе. Или психолог намеренно провоцировала ее, зондируя почву?
– Конечно, – мягко согласилась доктор. – Выжившей. Извините меня. Пойдемте в кабинет. Я перенесла встречу, чтобы мы могли спокойно поговорить.
Ну, хоть не вторая Кэти Дейли.
– Предыдущая пациентка вышла через другую дверь, – пояснила Иден, проведя Энджи в комнату для консультаций с удобными креслами и декором в мягких тонах. – Психотерапия порой эмоционально изматывает, никому не хочется проходить через приемную с наплаканными глазами… Сюда. – Она провела Энджи в смежный кабинет. В центре стоял большой стол, вдоль стен – книжные шкафы. Иден плотно прикрыла дверь.
Стена над столом была увешана дипломами в рамочках, сертификатами и медалями на ленточках. Стена славы, подумала Энджи, подходя ближе, чтобы прочесть надписи.
– Вы еще и марафонским бегом увлекаетесь? – не удержалась она.
– Я пробежала пять марафонов, но предпочитаю реку или океан. Дайте мне байдарку и удочку, и я сразу брошу дорогу и кроссовки. – Иден кивнула на медали: – Это чтобы доказать себе, что я обязательно добьюсь задуманного. В жизни много что сродни марафону. Я часто использую эту метафору в психотерапии.
– А это ваши дети? – заинтересовалась Энджи, подходя к простенку, оформленному семейными фотографиями.
– Два сына и дочь, да. К счастью, у меня муж-домохозяин, иначе не представляю, как бы я справлялась… – Иден показала на кожаное кресло: – Присаживайтесь, пожалуйста.
– Это ваш муж? – Энджи указала на снимок лысеющего бородатого мужчины. Мягкое выражение вялого, несколько даже дряблого лица. Добрые глаза.
– Да, Джон Драйсдейл. Я веду практику под своей девичьей фамилией, диплом же у меня на фамилию Харт.
Энджи оглядывала фотографии, насчитав по меньшей мере семь снимков Иден с отцом – и ни одного с матерью.
Паллорино остановилась у выцветшего увеличенного снимка маленького светловолосого мальчика на трехколесном велосипеде.
