В дверь постучали. На пороге палаты стояла Джинни в черном шерстяном пальто с красным шарфом и с Джеком-О под мышкой.
– Энджи, – прошептала она и торопливо подошла к кровати. Мэддокс забрал пса, а Джинни расцеловала и обняла Паллорино: – Слава богу, ты в порядке! – Она виновато взглянула на отца. – Энджи, прости, но я ему сказала о платье, пока мы сюда ехали. Когда нам сообщили, что ты в больнице, врачи ведь ни за что не ручались… – Джинни, задохнувшись, снова поглядела на отца. – Мы не знали, выкарабкаешься ли ты. Папа себе места не находил всю дорогу, и это единственное, что его немного отвлекло и поддержало. Я рассказала об отце Саймоне, о соборе и как наш хор будет петь на вашей свадьбе. Ну, то есть если вы, конечно… – Синие, как у Мэддокса, глаза встревоженно сверкнули.
– Джин, Джинни, перестань, – растрогавшись, Энджи взяла девушку за руку. – Я тебя очень люблю, все в порядке, перестань, я все понимаю… – Она взглянула на Мэддокса, вдруг не на шутку заволновавшись при виде непонятного выражения его лица. – Я всех вас так люблю, – прошептала она, – даже эту псину жуткую… – Она шмыгнула носом и вытерла глаза, стараясь сдержать переполнявшие ее эмоции от сознания, что она чудом осталась жива, и оттого, что эти двое и собака сейчас с ней. – Я хочу, чтобы вы всегда были рядом.
Мэддокс смотрел на нее. Энджи сглотнула.
– Джеймс Мэддокс, ты женишься на мне?
– Па-ап, – поспешно сказала Джинни, забирая у него пса. – Я отлучусь на минуту, Джеку-О нужно пописать.
Мэддокс не возражал, покорно отдав собаку. Джинни бросила на отца обеспокоенный взгляд и заверила Энджи:
– Все будет хорошо.
Когда она вышла, Паллорино сказала:
– Мэддокс, ты бы ответил что-нибудь, а то мне тревожно.
Он взял ее за руку и снова покрутил кольцо.
– Ты его подогнала.
Энджи кивнула.
Его глаза заблестели, а лицо исказилось, будто Мэддокс сдерживал цунами чувств.
– А что изменилось, Энджи? – спросил он. – Что-то действительно поменялось? Или ты сейчас любишь весь мир оттого, что осталась жива?
– Ну, кольцо-то я отдавала подгонять не в эйфории, Мэддокс. Я кое-что поняла за последние недели. Я всегда этого хотела – ну, чтобы я и ты… чтобы мы были вместе. Наверное, мне надо было разобраться со своим страхом.
– Страхом перед обязательствами?
– Нет, страхом, что меня снова бросят. Мне казалось – вот я признаюсь, как сильно я тебя люблю и хочу, а ты потом уйдешь от меня.
– Энджи!
– Ты уж дай мне договорить. Я думала, что разобралась со своими комплексами, но вместе с работой в полиции я потеряла и свою независимость, прежнюю уверенность, которая и так здорово пошатнулась, когда я узнала правду о моем прошлом. Я шла в отношения из такой невыгодной, психологически уязвимой ситуации, что… Сейчас я могу честно сказать – это был страшный период. Возможность обеспечивать себя, жить в собственной квартире, знать, что меня уважают на работе, – все это разом исчезло. Я и не подозревала, каким глубоким и важным стимулом было для меня ощущение независимости и контроля над своей жизнью. Кресло частного детектива подо мной тоже шаталось, и вскоре меня вышибли и из «Прибрежных расследований».
– Быть с тобой, Энджи, и создать семью – это не про то, чтобы отнять у тебя независимость. Скорее это как стать командой и вместе решать жизненные трудности.
Энджи дотянулась за салфеткой на тумбочке и высморкалась.
– Знаю. Просто в глубине души жил цепкий страх, что ты от меня уйдешь, если я вдруг все тебе отдам. – Она снова высморкалась. – А твой вопрос, хочу ли я детей, меня просто оглушил, потому что я этого тоже очень боюсь. Как это: я – и вдруг мать?
– Из тебя выйдет прекрасная мать.
– Перестань.
Угол рта Мэддокса пополз вверх, в глазах заплясали веселые искры.
– Если ты не передумал, – прошептала Энджи, – если ты готов мириться с моим ужасным характером, то я очень хочу за тебя замуж, Мэддокс. Теперь я действительно верю в наше общее будущее. Будь что будет. Вместе мы и вправду сможем выдержать все, что угодно, пока смерть не разлучит нас.
Лицо Мэддокса сморщилось, из глаз выкатились слезинки. Наклонившись, он поцеловал Энджи в губы, и она ощутила соленый вкус его слез. Мэддокс прошептал ей на ухо:
– Ты такая упрямая, вечно делаешь все наоборот. Ты и предложение сама решила сделать.
Энджи улыбнулась и вытерла щеки.
– Ты же сказал мне не приходить, пока я не буду уверена! – И тут же она посерьезнела. – Вот теперь я уверена, Джеймс Мэддокс. Если ты не передумал, давай поженимся двадцать седьмого апреля, в субботу, в главном соборе Виктории. Платье у меня уже есть, отец обещал повести меня к алтарю… – Она помолчала. – А мама, наверное, будет петь вместе с Джинни и ее хором.
– Ты им сказала? – тихо спросил Мэддокс.
– Я сказала – может быть.
Мэддокс помолчал, справляясь с волнением.
– Да, Энджи Паллорино, – хрипло ответил он. – Пока смерть не разлучит нас. – Он многозначительно поглядел на нее мокрыми синими глазами. – Только не пытайся ее ускорить. Нам бы сейчас малость передохнуть от треволнений.
Энджи засмеялась от облегчения и любви. Мэддокс поцеловал ее в губы, и она словно вернулась домой. До этой минуты Энджи не знала, что это такое, но вдруг поняла: дом – эти твои близкие. Дом – это те, кого ты любишь. И семью можно построить из самых разных составляющих, независимо от прошлого – или как раз благодаря ему.
Глава 48
«Звездочка ясная, звездочка яркая, первая звездочка на небе сегодня… Я вижу вечернюю звезду из крошечного окошка контейнера, в котором он меня держит. Это напоминает мне о давних-давних вечерах, когда я сидела у костра с папой. Папа учил меня ловить рыбу нахлыстом, когда я была совсем маленькой. Это стало началом дороги, которая привела меня на реку, из которой, как я думала, мне не выбраться, и в этот контейнер. Жизнь как река, сказала Рейчел. Жизнь не подчиняется логике, ее единственная константа – вода перемен. Рейчел права. Я сейчас в новой точке этой реки, где все, кроме Тебя, потеряло важность. Я выжила и продолжаю выживать только ради Тебя. Я не смогла от Тебя избавиться. Я хотела, но что-то остановило меня в тот день, когда я приехала в клинику с Софи. Я думала что-нибудь решить за эту поездку – время еще было. Я все обратила против Тебя – пила, занималась сексом с разными мужчинами. Наверное, я избрала для себя самобичевание такого рода, потому что боялась. Очень боялась. Лишиться независимости. Остаться при небольшом выборе. Взять на себя ответственность за чью-то жизнь. Но когда я заглянула в холодные глаза смерти, когда меня посетило искушение сдаться, только Ты заставила меня бороться до конца.
Я сделала это ради Тебя, и Твое появление изменило все. Оно сделало меня самым счастливым человеком на свете, пусть даже я не могу выйти из этого контейнера. Я подарила жизнь. Я заглянула в Твои глазки и увидела, что они зеленые, как река, изменившая меня. И я назвала Тебя Клэр. Придет день, когда мы с Тобой вместе будем сидеть у походного костра, Клэр. Однажды мы отсюда вырвемся и обретем свободу».
