Ей хотелось исчезнуть. Она сожалела о своем порыве и прикидывала, как бы ей встать, не привлекая внимания, найти запасный выход или дверь черного хода, бегом добежать до вокзала и вернуться домой, где можно будет лечь в собственную постель, на простыни, надушенные алоэ-вера. Она попросила у официантки зеленого чая. Габриэль время от времен спрашивал: «Все хорошо?» «Тебе не холодно?», «Пить не хочешь?», «Не проголодалась?».
Они закончили и одновременно поднялись с мест. Габриэль подошел к бару, чтобы оплатить счет. Ирен молча наблюдала за ним.
Пошел дождь. Возможно, погода испортилась давно, Ирен не заметила, потому что все сильнее раздражалась на себя. Как она могла уехать с дамской сумочкой, чековой книжкой и несколькими купюрами в кошельке? «Совсем обезумела? – спрашивала она себя. – На тебя не похоже. Ты, такая благоразумная, повела себя как восторженная малолетка!»
Габриэль одолжил у администратора зонтик, пообещав вернуть следующим утром, взял Ирен под руку, и они догнали его коллег. Он не отпускал ее от себя ни на шаг.
В холле отеля «Арденны» они взяли у портье ключи и вошли в лифт. Двое вышли на третьем этаже. «Пока, ребята, до завтра…» Третий адвокат жил на пятом. «Спокойной ночи, Давид, до завтра».
– В 07.30 в кафетерии?
– Идет.
Путь от четвертого этажа до шестого они проделали вдвоем. Габриэль не спускал с Ирен глаз.
Дверь лифта открылась, и они прошли длинным темным коридором до номера 61. Габриэль отпер дверь, и на Ирен пахнуло застоявшимся табачным дымом. Стены были оранжевые, с имитацией марокканской штукатурки
[83].
Габриэль извинился, прошел первым, зажег везде свет и скрылся за дверью ванной. Ирен не знала, куда пристроить плащ, не понимала, что делать с собой, и застыла у порога, как манекен в витрине или парковая статуя на постаменте. Она смотрела на открытый чемодан Габриэля с умело сложенными рубашками, свитерами, парами носок и спрашивала себя, кто гладил воротнички и собирал вещи.
Появился Габриэль, улыбнулся ей, сказал:
– Ну что же ты, входи, раздевайся.
Увидев выражение ее лица, он расхохотался.
– Я о плаще.
– …
– Ты сегодня на удивление молчалива.
– Зачем вы меня позвали?
– Захотел – и позвал. Хотел тебя увидеть. Я всегда хочу тебя видеть.
– А как же кольцо?
Он сел на кровать. Она наконец сняла плащ.
– Мне сделали предложение, и я не смог отказаться. Трудно сказать «нет» женщине. Мужчины так не поступают. Ну а ты? Все еще замужем?
– Да.
– Значит, мы на равных. Это называется «паритет».
– …
– Я часто вижу тебя во сне.
– Я тоже.
– Мне тебя не хватает. Иди сюда.
Ирен села рядом с Габриэлем, но не плечом к плечу, оставила зазор, поперечную линию.
– Вы уже изменяли жене?
– С тобой будет не измена, а предательство.
– Почему вы снова женились?
– Я же сказал – она попросила.
– Вы ее любите?
– К чему этот вопрос? Ты бросишь мужа ради меня? Я не обязан отвечать. Ты в замешательстве, Ирен, ты не свободна и никогда не будешь. Раздевайся. Сними все. Хочу смотреть на тебя.
– Погасите свет.
– Ни за что. Между нами не может быть ложной стыдливости.
– Полагаете, друзья приняли меня за вашу девку?
– Они мне не друзья, а коллеги. Снимай одежду.
– Только одновременно с вами.
– Договорились…
72
О, Иисус, оставь мне мою радость.
Пусть тот, кто сотворил птиц, превратит меня в героя.
А дождь все идет и идет. Дворники стряхивают воду с наших отражений в лобовом стекле.
Натан спит на заднем сиденье. Я часто оборачиваюсь проверить, как он, потому что давно не видела спящего ребенка. Время от времени приемник выдает несколько музыкальных фраз и умолкает на повороте. Мы с Жюльеном говорим об Ирен и Габриэле.
– После седанского эпизода они часто виделись.
– Как вы переживаете то, что узнали о матери?
– Честно? Мне кажется, что я прочел историю чужой женщины. И, кстати, дарю вам ее дневник, мне он не нужен. Присовокупите его к регистрационным журналам.
– Но…
– Я настаиваю! Сберегите его.
– Вы все прочли? С первой до последней страницы?
– Несколько раз. Особенно внимательно те места, где она пишет о вас. Почему вы не сказали, что были знакомы?
– Это трудно назвать знакомством.
– Вы играете словами, Виолетта, и запутываете все на свете самым невероятным образом! Мне до сих пор не удалось расколоть вас. Вы – самая упрямая из моих подследственных… Попади вы ко мне на допрос, я бы рехнулся.
Я заливаюсь смехом.
– Вы напоминаете мне одного друга.
– ?..
– Его звали Саша. Он спас мне жизнь… Тем, что смешил. Совсем как вы.
– Почту это за комплимент.
– И будете правы. Куда мы едем?
– На Пардон.
– …
– Так называется улица в Ла Бурбуль. Там родился мой отец. И до сих пор живут мои родственники… Иногда они заключают браки.
– Они спросят, кто я такая.
– Я скажу: моя жена.
– Вы с ума сошли!
– Еще не совсем…
– Что мы подарим новобрачным?
– Они не слишком молодые. Хорошо пожили, прежде чем встретились. Моей кузине шестьдесят один год, ее будущему мужу – полтинник. Километрах в двадцати отсюда есть заправка, найдем там всякие смешные подарочки. Кроме того, Натан должен переодеться.
– Я уже переоделась.
– Вы всегда одеты… как надо. Для любой церемонии – что для свадьбы, что для похорон.
Я снова хохочу.
– А вы как же? Не переодеваетесь?
– Ни за что. Ношу джинсы и свитер зимой, джинсы и футболку летом.
Он улыбается.
– Вы правда собираетесь отовариться на заправке?
– Честью клянусь.
Жюльен заливает бензин в бак, а мы с Натаном идем в магазинчик. Я держу его за руку. По старой привычке. Такое не забывается. Жесты – часть нашей натуры. Как цвет волос, знакомый запах, сходство. Как же давно я не держала в своей руке детскую ладошку! Маленькие пальцы Натана крепко цепляются за мои, он напевает что-то незнакомое.
