Полгода он играл на Nintendo в разные игры, где нужно было спасать принцессу, и делал это сотни раз, коль уж не сумел выручить из беды свою маленькую принцессочку.
Однажды утром, за завтраком с горячими тостами, Виолетта объявила, что место смотрителя кладбища в Брансьон-ан-Шалоне освобождается и она хочет его занять сильнее всего на свете. Она объяснила, какое это будет счастье, описала работу, как каникулы на курорте в пятизвездном отеле.
Филипп смотрел на нее как на безумную. Не из-за предложения пойти в смотрители. Он изумился, поняв, что она готова и дальше жить с ним вместе, и сначала сказал «нет». Решил – это из-за того старика, но сразу понял, что ошибается. Она могла бы просто бросить его, а предложила переехать на новое место.
Идея стать смотрителем кладбища внушала ему ужас, но в Мальгранже больше нечего было делать. Да и чем бы он мог заняться? Поход в агентство занятости закончился предложением подать подробнее резюме и перечислить все профессиональные умения. Он разбирался в мотоциклах и легко соблазнял женщин без высоких моральных устоев. Его хотели отправить на курсы механиков, окончив их, он мог бы получить работу в гараже, у концессионера или заняться продажами. Успеху очень даже поспособствует ваша внешность, мсье. Мысль о торговле, комиссионных и страховых полисах не внушала ничего, кроме омерзения. Вставать по звонку будильника, чего он отродясь не делал, следовать расписанию встреч, носить костюм и галстук, трудиться тридцать девять часов в неделю… Нет, лучше смерть, чем такой кошмарный ужас! Филипп никогда не хотел работать – разве что в восемнадцать лет, в гараже Люка и Франсуазы.
Между тем, дав согласие работать на кладбище, он будет каждый месяц получать зарплату, и эти деньги останутся его неприкосновенным запасом, а Виолетта на свои будет вести хозяйство. Жена останется в его теплой постели, будет по утрам подавать на стол тосты, стирать белье и мыть посуду. Ему всего-то и нужно – переехать и продолжать вести жизнь вечного подростка. Как там сказала Виолетта: «Я повешу шторы на все окна, а на церемониях тебе присутствовать не придется…» Он установит Nintendo в закрытой комнате и примется спасать принцесс одну за другой, там его не потревожит ни могильщик, ни посетитель, разыскивающий захоронение.
Ну и, наконец, он сможет выяснить, кто тот чертов сукин сын, который «оживил» обогреватель в ночь с 13 на 14 июля 1993 года в замке Нотр-Дам-де-Пре. Он будет задавать вопросы, пока не услышит нужные ответы, даже если придется применить насилие. Действовать придется скрытно, чтобы никто не явился требовать назад деньги, полученные по страховке, и сумму, выплаченную в качестве возмещения за смерть Леонины.
Филипп ненавидел себя за внушенную матерью манию бережливости, но она была непобедима. Как генетическое заболевание. Как вирус или смертоносная бактерия. Его скаредность напоминала врожденное уродство, проклятое наследие. Зачем ему копить? Филипп понятия не имел, на что в один прекрасный день потратит деньги…
Они переехали в августе 1997-го, арендовав совсем небольшой фургон, куда поместилось все их имущество.
Старика на кладбище не оказалось. Он исчез, оставив на столе записку. Филипп притворился дураком и не удивился тому, что Виолетте прекрасно знаком каждый уголок его дома. Она сразу побежала в сад и крикнула оттуда: «Иди сюда! Скорее!» Филипп много лет не слышал улыбки в ее голосе. Она держала в каждой руке по огромному помидору, румяному, как девичьи щечки, откусила от одного, и ее глаза засверкали от восторга. Такой Филипп помнил жену в тот день, когда родилась Леонина. Она сказала: «Попробуй!» – и он готов был отказаться, побрезговав, но сообразил, что огород разбит высоко, и вода с кладбища сюда не попадает, вымученно улыбнулся и заставил себя откусить. Сок потек по его пальцам, и Виолетта тут же облизала их. В это мгновение Филипп Туссен понял, что никогда не переставал любить жену. Увы, слишком поздно, пути назад нет.
Он выкатил мотоцикл из фургона и бросил небрежным тоном:
– Поеду прокачусь…
77
Спроси, что я предпочту – пройти мимо тебя, так и не узнав, или оплакивать, испытав счастье? Конечно, второе!
«22 октября 1996
Моя бесценная Виолетта!
Два месяца назад муж запретил тебе ездить в Брансьон. Мне тебя не хватает. Когда ты вернешься?
Сегодня утром я слушал Барбару
[90]. Ее голос идеально подходит к осени, запаху влажной земли, в которой тихо засыпают корни, чтобы по весне возродиться. Осень – колыбель новой жизни. Листья меняют цвет, как на дефиле Высокой моды, как ноты, творимые голосом Барбары. Знаешь, она такая забавная, эта певица: если слушать внимательно, понимаешь, что для нее нет ничего серьезного, несмотря на все тяготы жизни. Я мог бы влюбиться в нее до беспамятства… будь она мужчиной. Что поделать, природа не наделила меня добродетельностью жены моряка!
Погода стоит теплая, заморозков не было, и я только что собрал последние помидоры и кабачки. Приближается День Всех Святых, он, как невидимый барьер, пройдет – и конец летним овощам. Мой салат все еще хорош, но через месяц останется только «Сахарная голова»
[91]. Из земли показалась капуста. В ожидании первых холодов я перекопал некоторые грядки и засыпал их навозом там, где мы с тобой в августе копали картошку и лук. Мой крестьянский друг доставил пятьсот кило дерьма, и я спрятал его от дождя под брезентом рядом с сараем. Пованивает несильно (для земли и растений назем в любом случае полезней химической дряни!), соседи вряд ли пожалуются. Кстати, три дня назад похоронили Эдуара Шазеля (1910–1996), умершего во сне. Я иногда спрашиваю себя: что такого можно увидеть ночью, чтобы захотелось уйти на тот свет?
До меня дошли новости о Женевьеве Маньян. Печальное завершение жизни… Думаю, нужно забыть, Виолетта. Продолжать жить, не пытаясь узнать как, почему и кто. Навоз плодоноснее прошлого, оно больше похоже на негашеную известь. Яд, сжигающий ветки. Да, Виолетта, прошлое отравляет настоящее. Проигрываешь в памяти события прошлого – и немножко умираешь.
В прошлом месяце я начал обрезать старые розовые кусты. Для грибов было слишком жарко. Обычно, в конце лета, после двух-трех гроз с обильным дождем, через неделю вылезают лисички. Вчера я ходил в подлесок, в то тайное место, где их обычно полно, но вернулся почти как парижанин, усталый, недовольный и с пустыми руками – если не считать трех лисичек, корчивших мне насмешливые рожицы со дна корзинки. Они напоминали приплод червячков, но я все-таки положил их в омлет. А нечего было издеваться… На прошлой неделе я встречался с мэром и поговорил с ним о тебе, дал наилучшие рекомендации. Он согласен отдать тебе место смотрителя, но хочет сначала побеседовать. Я предупредил, что ты будешь не одна, а с мужем. Сначала он был не слишком доволен – еще одна зарплата! – но раньше на кладбище было четыре могильщика, теперь осталось три, так что ваша пара «укладывается в бюджет». На твоем месте я бы поторопился. Иначе тебя опередят – всегда найдется соискатель – племянник, кузина или сосед. Согласен, претенденты не толпятся у ворот кладбища, но будем бдительны! Я не могу оставить кошек и сад никому, кроме тебя!
