Вчера вечером мне хотелось быть одной, я чувствовала усталость, думала лечь пораньше и посмотреть какой-нибудь сериал. Ни с кем не разговаривать – это важнее всего. Я постаралась не показать, что не рада сюрпризу. Потому что была не рада. И хотела бы, но не могла. Все время думала: «Какой же Натан громогласный! А Жюльен слишком молод…»
Комиссар ждал нас на кухне и выглядел смущенным.
– Простите, что свалились вам на голову без предупреждения, но мой сын влюбился в вас… Поужинаете с нами? Я зарезервировал комнату у мадам Бреан.
Как только Жюльен Сёль открыл рот, одиночество упало с меня, как мертвая кожа. В мозгу случилось просветление, словно над головой зажегся фонарь. Так бывает в пасмурный день, когда небо вдруг раскрывается и выпускает на волю солнце, чьи лучи высвечивают окружающий пейзаж. Мне ужасно захотелось удержать всех троих при себе.
К черту ресторан, ужинать будем у меня! К дьяволу мадам Бреан, ночевать останетесь в моем доме!
Я сделала роскошные бутерброды с сыром, сварила ракушки, пожарила глазунью, нарезала помидорный салат. Жюльен помог мне накрыть на стол. На десерт был клубничный сорбет из морозилки. Старая привычка – всегда иметь в холодильнике лакомство, если у тебя ребенок. Привычка столь же неистребимая, как вести малыша за руку.
Я напоила Жюльена белым вином, чтобы он не передумал и остался у меня. Со мной.
Я вымыла посуду и постелила мальчикам на широком диване, где спала, когда навещала Сашу. Они издавали вопли восторга и прыгали на скрипевших от удовольствия старых пружинах.
Перед тем как лечь, они умоляли меня устроить поход по аллеям, чтобы «увидеть призраков». Они читали фамилии на стелах и задавали вопросы, их удивляло, что на одних могилах много цветов, а на других нет вовсе, зато даты жизни утешали: большинство людей умерли очень старыми.
Ужасно разочарованные – даже самое маленькое привидение не показалось! – они потребовали «пугательных» историй, и я рассказала о Диане де Виньрон и Рен Дюша, которых будто бы видят в окрестностях кладбища, на обочине дороги и на улицах Брансьон-ан-Шалона. Мальчики напугались, и я успокоила их, признавшись, что сама никогда «дам в белом» не встречала и считаю это легендой.
Жюльен ждал нас в саду, сидел на скамейке, курил и гладил Элиану, думая о чем-то своем. Он улыбнулся, когда дети пожаловались, что не увидели призрака, а ведь другие встречали его – правда, правда, папа! – и на кладбище, и за оградой. Натан и Валентин уговаривали меня показать им открытки с изображением Дианы в образе привидения, но я сказала, что они потерялись.
Мы вернулись в дом, мальчики три раза проверили двери и убедились, что все заперто на два оборота. Я оставила им свет в коридоре, ведущем в мою комнату, но они увидели кукол мадам Пинто и потребовали персональные фонарики.
Мы с Жюльеном поднялись на второй этаж, постаравшись не опрокинуть ни одну коробку. Он дышал мне в затылок и шептал:
– Поторопитесь.
Не успели мы закрыть дверь, как Натан и Валентин ворвались в мою спальню и плюхнулись на кровать. Нам осталось только лечь и гладить их по головам, встречаясь пальцами в шелковых шевелюрах.
Дождавшись, когда мальчики уснут, мы спустились на первый этаж и занялись любовью на диване. В четыре утра маленькие дикари влезли к нам под простыни и тут же засопели, а я лежала и прислушивалась к их дыханию, как к сонатам Шопена, которые всегда слушал Саша.
В шесть утра Жюльен потянул меня за руку, отвел в спальню, и мы предались любви. Я не думала, что такое когда-нибудь снова со мной случится. Разве что с незнакомцем. Посетителем кладбища. Вдовцом. Отчаявшимся. Чтобы убить время.
Мы шептались, уткнувшись носами в пиалы с кофе. От моих рук пахло корицей и табаком, волосы взлохматились, губы потрескались. Мне страшно. Как только Жюльен уедет – а он обязательно уедет, – ко мне вернется одиночество, вечное и бессмертное.
– А у вас почему нет детей, кроме Натана?
– Аналогичный случай – не нашел подходящую мамочку.
– Куда делась мать Натана?
– Полюбила другого. Ушла от меня.
– Это тяжело.
– Очень.
– Вы все еще ее любите?
– Вряд ли.
Он встает, целует меня. Я задерживаю дыхание. До чего же приятно, когда тебя целуют в хорошие дни! Я чувствую себя неловкой, неумелой. Я все забыла. Можно научиться спасать жизни, но реанимировать чувственность гораздо труднее.
– Мы уедем, как только мальчики проснутся.
– …
– Видели бы вы свое лицо вчера вечером, когда мы появились… Я ужасно расстроился… Если бы не Натан, я бы сразу смылся.
– Я отвыкла…
– Я не вернусь, Виолетта.
– …
– Не имею никакого желания приезжать раз в месяц на кладбище, чтобы покувыркаться с вами.
– …
– Вы живете с мертвецами, романами, свечами и несколькими каплями портвейна в придачу. Вы были правы, здесь нет места для мужчины. Тем более для мужчины с ребенком.
– …
– Я вижу по вашим глазам, что вы не верите в нашу историю.
– …
– Не молчите, прошу вас! Скажите хоть что-нибудь.
– Вы правы. Во всем.
– Сам знаю. Нет, ничего я не знаю! Это вы у нас всезнайка. Подавайте иногда признаки жизни. Но не слишком часто, иначе я буду ждать и надеяться.
84
Мы оказались на краю пустоты, потому что повсюду ищем лицо, которое потеряли.
Дневник Ирен Файоль
13 февраля 1999
Я понятия не имею, как Габриэль узнал о смерти Поля. Я заметила его на кладбище Сен-Пьер. Он стоял в отдалении, прятался за чьей-то могилой, как вор.
Хоронили моего мужа, а я смотрела только на Габриэля. Кто я? Что за чудовище?
Я опустила глаза, чтобы произнести безмолвную молитву, а когда подняла их, Габриэль исчез. Я отчаянно – и безрезультатно – искала его взглядом по всем закоулкам кладбища.
Я заплакала – по-вдовьи.
Когда женщина теряет мужа, ее называют вдовой. А как ее называют, если она теряет любовника? Песня?
8 ноября 2000
Я продаю розарий.
30 марта 2001
Сегодня утром позвонил Габриэль. Он звонит раз в месяц. И каждый раз удивляется, слыша мой голос. Задает несколько вопросов: «Как ты? Что делаешь? Что на тебе надето? Волосы собраны в хвостик? Что сейчас читаешь? Ходила недавно в кино?» Как будто хочет убедиться, что я все еще существую.
27 апреля 2001
Габриэль приехал пообедать. Ему понравилась моя новая квартира. «Похожа на тебя…» – так он сказал.
