Спас положение Морис. Он крикнул:
– Эй, поглядите-ка на меня!
Он нарочно упал. Потер крестец, уселся на кувыркалку, плюхнулся. Клоун из Мориса вышел плохой. Но Персиваль и другие малыши отвлеклись, хлюпнули носами, захохотали. И вот они уже зашлись в таком несуразном хохоте, что заразили больших.
Джек и в общем шуме заставил к себе прислушаться. Рога у него не было, он нарушал правила, но этого никто не заметил.
– Ну, так как же насчет зверя?
Что-то странное сделалось с Персивалем. Он зевнул, закачался так, что Джеку пришлось схватить его за плечи и встряхнуть.
– Где обитает этот зверь?
Персиваль оседал в руках у Джека.
– Умный, видать, зверь, – усмехнулся Хрюша, – раз сумел тут запрятаться.
– Джек весь остров обрыскал…
– И где этому зверю жить?..
– Пускай своей бабушке про зверя расскажет!
Персиваль забормотал что-то потонувшее в общем хохоте. Ральф весь подался вперед.
– Что? Что он говорит?
Джек выслушал ответ Персиваля и выпустил его плечи. Персиваль, освобожденный, в утешительном окружении двуногих, упал в высокую траву и погрузился в сон.
Джек откашлялся и бросил небрежно:
– Он говорит, что зверь выходит из моря.
Смешки как-то осеклись. Ральф невольно обернулся – скорченная фигурка, черная на фоне лагуны. Все посмотрели туда же и вслушались. Дали пластались, убегали, ломились за простор густого, чужого и всемогущего ультрамарина; и шептались и всхлипывали у рифа волны.
Вдруг Морис выпалил так громко, что все вздрогнули:
– Мой папа говорит, еще пока не всех морских животных даже открыли.
Опять все загалдели. Ральф протянул блистающий в сумраке рог, и Морис послушно взял его. Собрание угомонилось.
– По-моему, Джек верно сказал, каждому может быть страшно, и от страха никого не убудет, ничего тут такого нет. Ну а вот насчет того, что одни свиньи на этом острове водятся, так это он, возможно, и верно говорит, но ведь же он не знает. Ну, то есть наверняка, точно же он не знает… – Морис шумно сглотнул. – Папа говорит, есть такие штуки, ой, ну как же их, они еще чернилами плюются – спруты, – так те в сто ярдов бывают и китов пожирают – свободно. – Он помолчал и рассмеялся весело. – Конечно, я в зверя не верю. Вот и Хрюша говорит – в жизни все научно, но ведь же мы не знаем? Ну, то есть наверняка…
Кто-то крикнул:
– Не может спрут этот из воды вылезать!
– Нет, может!
– Не может!
Тотчас площадку заполонили шум, гам и мечущиеся тени. Ральф, не вставая с места, смотрел, и ему казалось, что все с ума посходили. Плетут про зверя, про страх, а того не могут взять в толк, что важней всего – костер. А как только станешь им объяснять, начинают спорить и до разных ужасов добалтываются.
Различив в сумерках робкую белизну рога, он выхватил его у Мориса и стал дуть изо всей мочи. Все смолкли. Саймон подошел и протянул руку к раковине. Необходимость толкала Саймона выступить, но стоять и говорить перед собранием была для него пытка.
– Может, – решился он наконец, – может, зверь этот и есть.
Вокруг неистово заорали, и Ральф встал, потрясенный:
– Саймон – ты? И ты в это веришь?
– Не знаю, – сказал Саймон. Сердце у него совсем зашлось, он задыхался. – Я…
И тут разразилась буря:
– Сиди уж!
– А ну, клади рог!
– Да пошел ты!..
– Умолкни!
Ральф крикнул:
– Дайте ему сказать! У него рог!
– То есть… может… ну… это мы сами.
– Вот полоумный!
Это уж попирал все приличия не стерпевший Хрюша.
Саймон продолжал:
– Может, мы сами, ну…
Саймон растерял все слова в попытках определить главную немощь рода человеческого. И вдруг его осенило:
– Что самое нечистое на свете?
Вместо ответа Джек бросил в обалделую тишину непристойное слово.
Разрядка пришла как оргазм. Те малыши, которые успели снова забраться на кувыркалку, радостно поплюхались в траву. И взревели ликующие охотники.
Хохот больно ударил Саймона и разбил его решимость вдребезги. Саймон сжался и сел.
Наконец все снова затихли. Кто-то, не попросивши рог, сказал:
– Может, это он про духов разных.
Ральф поднял рог и вглядывался в сумрак. Всего светлей был бледный берег. Малыши как будто подобрались ближе? Ну да, конечно, сжались в кучку на траве посередке. От порыва ветра разворчались пальмы, и шум резко и заметно врубился в темноту и тишину. Два серых ствола терлись друг о дружку с мерзким скрипом, которого днем не замечал никто.
Хрюша взял рог из рук Ральфа. Голос Хрюши звенел негодованьем:
– Не верю я в никаких духов!
Джек тоже вскочил, почему-то ужасно злой.
– Какое кому дело, во что ты веришь, Жирняй!
– У меня рог!
Послышались звуки схватки, рог заметался во тьме.
– А ну положь сюда рог!
Ральф бросился их разнимать, получил по животу, вырвал рог из чьих-то рук и сел, задыхаясь.
– Ну, хватит этих разговоров про духов. Давайте отложим до утра.
Тут вмешался приглушенный и неизвестно чей голос:
– Зверь этот, наверно, и есть дух.
Собрание будто ветром встряхнуло.
– Ну, хватит без очереди говорить, – сказал Ральф. – Если мы не будем соблюдать правила, все наши собрания ни к чему.
И снова он осекся. Тщательно составленный план собрания шел насмарку.
– Ну, что же мне теперь сказать? Зря я так поздно вас собрал. Давайте проголосуем насчет них, ну, насчет духов. А потом разойдемся и ляжем спать, мы устали. Нет – это ты, Джек? – нет, погоди минутку. Сначала я сам скажу – я лично в духов не верю. Да, по-моему, я в них не верю. А вот думать про них мне противно. Особенно в темноте. Но мы же решили вообще разобраться, что к чему.
Он поднял рог.
– Ну, так вот. Значит, давайте разберемся, есть духи или нет…
Он запнулся и переждал мгновенье, поточней составляя вопрос.
– Кто считает, что духи бывают?
Долго все молчали и не шевелились. Потом Ральф всмотрелся в сумрак и разглядел там руки.
И сказал скучно:
– Ясно.
Мир – удобопонятный и упорядоченный – ускользал куда-то. Раньше все было на месте, и вот… и корабль ушел.
