Нога соскальзывает со ступеньки; приходится ухватиться за поручень, чтобы не разбить нос. Я делаю глубокий вдох, чертыхаюсь и раскладываю на все лады погоду, которая решила, что такая вот дрянь с неба – это как раз то, что надо людям зимой. Прелестно.
Заскакиваю в какую-то забегаловку, беру в баре черный кофе. Даже садиться не хочется. Делаю глоток обжигающего напитка, но все равно согреться не получается.
Не у всех крепкий кулак. Не у всех крепкая психика. Не все ожидают, что человек, которому ты открылся, в какой-то ни черта не прекрасный момент просто-напросто сделает тебе больно. Физически, морально… а то и все сразу.
И Женя сделал глупейший поступок в жизни. Простил. Не подозревая, что это может вылиться в маниакальное преследование, в котором не осмелишься кому-то признаться. Со стороны можно много чего сказать. Но что вы сами способны сделать, когда окажетесь на месте жертвы?
Я допиваю кофе, кладу деньги на стойку. А потом беру телефон и набираю номер. Некоторое время идут долгие гудки, будто абонент чует: с этим звонком что-то не так. Но я настойчив. Нельзя обижать дорогих мне людей.
– Алло? – наконец-то говорит голос с хрипотцой.
Неслышно скрипнув зубами, представляю, как прямоугольные стекла очков врезаются в белую кожу, оставляя кровавые слезы на щеках. И жажда сломать этой сволочи челюсть становится только сильнее.
– Алло! Говорите!
– Говорю, – хрипло отвечаю я. – Жди гостей, Демид.
* * *
– И он ждал? – напряженно спрашивает Тая, глядя на меня.
За окном уже почти рассвело, но мы так и не легли спать. Пицца оказалась и правда вкусной, вино из запасов Багровского – ароматным и дурманным, а пережитый стресс вместо того, чтобы вырубить, перестроил сознание и вселил желание общаться.
Я рассказал многое. Про свою семью, про Аннике, про Эдика и… про Женю.
Тая слушает и не перебивает. Порой только посматривает в бокал, наполненный вишневым вином с рубиновой искрой. Молчит. Я поражаюсь тому, что встретил женщину, умеющую молчать тогда, когда не нужно ничего говорить. И весьма сложно именно эту Таю – без макияжа, с немного растрепанными волосами и в моей рубашке – совместить с той дерзкой и острой на язык писательницей, которая еще недавно выводила меня из равновесия.
– Он ждал, – соглашаюсь я. – Хоть, конечно, предупреждать не стоило. Но я не мог молчать. Демид очень ждал, когда я приду и дам ему по морде.
Тая чуть приподнимает бровь, вопросительно так. Делает глоток вина, не отводя от меня взгляда зеленых глаз.
– Если тебя интересует результат, то это оказалось слишком мягко, – признаюсь я.
До сих пор жалею, что только разукрасил ему физиономию, сломал очки и… не задел ничего важного. Не знаю, как так получилось, но я сдержался. То ли включились мозги и сказали: «Эй, парень, не делай этого. Зачем тебе идти под суд?» То ли просто болела правая рука, которую я умудрился вывихнуть некоторое время назад. Потому и удары вышли весьма смазанными.
– А что произошло сейчас? – тихо интересуется Тая.
– Перед приездом я узнал, что эта тварь пыталась вернуть Женьку. Своими способами, – мрачно отвечаю я.
Тая бросает быстрый взгляд в сторону комнаты.
– Перелом? – спрашивает немного хрипловато.
– И перелом тоже, – киваю я.
А потом повисает тишина. Тая явно обдумывает сказанное, пытаясь состыковать одно с другим. Я… я ничего не обдумываю. Я просто твердо решил, что в этот раз Демид легко не отделается. И мне откровенно плевать, что там думает общество и закон.
На кухню приходит Пират. Неодобрительно смотрит на обоих, давая понять, что котик хочет жрать, а мы уже три секунды сидим и ничего не предпринимаем в этом направлении.
Кстати, поразительное дело. Котяра не мелкий, гибкий и не раскормленный. Но если бы он мог стучать миской по голове человека, то он бы с удовольствием делал это каждое утро. Я ничего против зверья не имею, но Алик обожает этого пушистого засранца и носится с ним как с писаной торбой.
– Почему Янг? – неожиданно задает вопрос Тая.
Янг… ну да, действительно. Ведь я же сам сказал, что по-настоящему я никакой не Макс Янг, а Максим Якименко, который изначально никакого отношения к Нидерландам не имел.
Но когда понял, чем именно хочу заниматься, уже после переезда к Аннике я просто сменил имя. Зачеркнул прошлое, о котором больше не хотел вспоминать. Пусть говорят, что нужно сохранять свои корни и в любом случае оставаться таким, какой есть, не прячась под масками.
Оставайтесь. Только… если вам комфортно. Если же прошлое давит и вытягивает все соки – бросайте его к чертовой матери. Не стоит отдавать жизненные силы тому, что уничтожит вас без остатка.
– Я поменял документы после переезда, – отвечаю Тае. – Мне нравится это звучание: «Янг». Просто нравится. И значение тоже.
– Почему?
– Тот, кто делает татуировку, в каком-то смысле молод до конца своих дней. Он принимает, что она навсегда.
Тая явно хочет что-то возразить, но только хмурится, а потом хлопает ладонями по коленям.
– Спасибо за ужин, Макс. А теперь мне пора.
– В таком состоянии? – слетает с моих губ.
Сам не понимаю, почему спрашиваю такую глупость. Но как ее отпустить?
Однако Тая непреклонна.
– Нет-нет, никаких совместных ночевок, когда рядом кот.
– Кот? – практически теряю я дар речи.
Нет, все было! Но чтобы я проиграл коту?
– Конечно, – ни капли не смущается Тая и смотрит на меня совершенно серьезно. – Пока на свете есть коты, мужчины им будут уступать.
– Тая…
Она встает, встряхивает черными локонами.
– Нет, Макс, на сегодня все. Мне надо поспать. И немного подумать. Поэтому вызывай такси. А потом позвонишь и расскажешь, как ма…
– Тая?
Слабый тихий голос заставляет нас обоих вздрогнуть и одновременно посмотреть на того, кто это произнес.
Женя стоит в коридоре, опираясь рукой о стену. Бледный, видно, слабо понимающий, где он.
– Доброе утро, – немного смущенно говорит он. – Вот так сюрприз с утра…
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Тая.
Женя некоторое время молчит, но потом бескровные губы изгибаются в призрачной улыбке.
– Жить буду.
Я закатываю глаза. Такой оптимистичный, что хочется рыдать.
Приходится взять все в свои руки. Отвожу Женю в ванную. Еще раз пытаюсь уговорить Таю хоть немного поспать, но она упряма словно ослица. Ничего не остается, кроме как мстительно выдать свои джинсы и ремень, надеясь, что Тая образумится… Но эта невозможная женщина лишь облачается в них и уезжает на вызванном мной такси.
