– Иди к Тае, – спокойно и серьезно говорит Алик, привалившись плечом к дверному косяку. – Мелкий под присмотром.
Женя что-то бормочет, однако Алик бросает на него такой взгляд, что тот сразу же замолкает.
На душе становится легче. Алик, конечно, еще тот раздолбай, но слово свое держит. Поэтому за Женьку я спокоен.
– Купи цветов даме, – уже перед моим выходом Алик не может смолчать. – Женщины это любят. А то ты так давно не общался с женским полом, что все уже позабыл.
На самом деле Багровский очень далек от истины, но… Один момент все же стоит уточнить: не «не общался», а не ухаживал. И это чистая правда.
Поэтому специально подъезжаю к цветочному магазинчику. Миловидная продавщица тут же предлагает помощь, однако я вдруг осознаю, что понятия не имею, какие цветы Тая любит. Впросак попасть нехорошо, но уходить с пустыми руками – глупо.
Я останавливаю выбор на розах. Не оригинально, но все равно это одни из красивейших цветов. И женщина, которой дарят розы, не может не почувствовать себя королевой.
Вторым пунктом идет торт. Цветы – это прекрасное, а торт – вкусное. Мужчины, никогда не жалейте денег на лакомство для своей дамы. Оно того сто́ит!
Пришлось, правда, немного поплутать по улицам, как близнецы похожим одна на другую. Но ничего, это терпимо. Когда воодушевлен и предвкушаешь отличный вечер, ничто не испортит настроения.
Притормозив у подъезда, задумчиво осматриваю двор. Да, тот самый. Бабульки с котами на руках слишком внимательно изучают мою машину и, видимо, уже гадают, к кому явился ухажер.
Стоит только хлопнуть дверцей, телефон оживает. Женя. Что-то случилось?
– Макс, я забыл попросить тебя, – говорит он бодрым голосом, и у меня отлегает от сердца. – Купи у Таи книгу с автографом. Любую. Я не сразу сообразил, извини.
– Для кого? – несколько теряюсь я.
– Для меня, Макс! Она же восхитительно пишет! Ты что… не читал?
Мне нечего ответить, ибо мелкий сделал меня за каких-то пару фраз. Ничего себе… Он, оказывается, почитатель ее творчества.
– Макс, ты меня слышишь?
– Да, конечно, – наконец-то выдавливаю я. – Все будет, не переживай.
– Спасибо большое, – радостно отзывается Женька. – Буду ждать.
После того как он отключается, у меня на душе царит странное чувство. Но с этим я разберусь позже. Сейчас – Тая.
И когда дверь открывается, я понимаю, что сделал все верно. Не зря купил розы. Хотя сама Тая Грот сейчас прекраснее любой из них.
Ее зеленые глаза от изумления становятся больше. Я в этот момент опасаюсь, что Тая придет в себя и скажет какую-нибудь гадость, испортит момент… Но она молчит. И улыбается. Улыбается так, что внутри становится жарко, а к манящим красным губам так и хочется прикоснуться. Сначала пальцами, обводя контур и бессовестно стирая помаду, а потом впиться горячим безумным поцелуем, не давая опомниться.
– Привет, Макс, – мягко произносит она и забирает цветы. – Спасибо. Проходи.
Не успеваю я оказаться в коридоре, как из комнаты высовывается мелкая сестренка.
– О, Макс, привет! – говорит она так безапелляционно, что кажется, будто мы общаемся долгое время. – Тортик! Ура!
С этими словами лакомство оказывается в руках младшенькой и уплывает в сторону кухни. Откуда, кстати, идет потрясающий мясной аромат.
– Не обращай на нее внимания, – пытается не рассмеяться Тая.
– Да-да, – совершенно серьезно отзывается Алена с кухни. – Детский сад закрыт, и старшая сестра любезно согласилась со мной посидеть.
Даже если и была какая-то едва ощутимая напряженность, сейчас она исчезла вовсе. Я с любопытством осматриваюсь, когда меня проводят в комнату. Чистенько, уютненько, есть женские безделушки, но при этом все в меру. На столике ноутбук, современный и мощный. А вот мебель добротная, но уже повидавшая виды. Правда… Тая не стремится пускать пыль в глаза, поэтому и не так важно, что подумает гость про ее интерьер.
Книжных шкафов, кстати, много. И полок. Книги просто везде. Явно не только пишет, но и читает. При этом отдает предпочтение бумажным книжкам, а не электронным.
– Как себя чувствует Женя? – спрашивает Тая, ставя цветы в большую стеклянную вазу с мозаичными полосками по окружности.
– Лучше, – нахожу я самый подходящий ответ. – Завтра пойдем на перевязку снова. И к неврологу… этому… Олейнику.
Мне запомнилось, что Тая разговаривала с ним. А потом, уже у Алика, она рассказала, что именно этот врач осматривал ее Алену.
– Передавай ему привет, – тепло улыбается Тая.
– Хорошо, – обещаю я. – А еще у меня спецзадание: продай книгу с автографом для Жени. Заплачу сколько скажешь.
Повисает тишина. Черные брови Таи взлетают вверх. Наверняка она ожидала чего угодно, только не этого.
– Нет, не так, – тут же исправляюсь я. – Две книги. Одну для меня.
Радует, что все же ваза стоит на столе, а не у Таи в руках. Иначе на полу уже были бы осколки и лепестки роз.
– Идите сюда, все готово! – громко зовет нас Алена. – Хватит там уже сидеть!
И хоть мы пробыли в комнате совсем недолго, почему-то не возникает даже мысли возмутиться или не пойти…
…Готовит Тая просто восхитительно. Кажется, ничего вкуснее я не пробовал в жизни. Кажется, я готов не просто жениться, но и никогда не разводиться.
Алена сидит с нами совсем недолго, а потом убегает к подруге. И я искренне благодарен этой непоседе за понимание и чутье момента.
Поэтому, когда мы с Таей остаемся вдвоем, я перебираюсь на кожаный диванчик рядом с ней, мотивируя тем, что слишком далеко сидел.
– А как ты стала писательницей? – задаю внезапный вопрос.
– Писательницей? – повторяет она, подпирая подбородок кулаком, и смотрит куда-то вперед, давая мне возможность рассматривать ее профиль.
Любоваться резко очерченным носом, чувственными губами, линией шеи. Видеть, как закатное солнце золотит загнутые кончики ресниц, жидкой бронзой переливается в черных локонах.
И понимать, что одновременно хочется замереть и в то же время прикоснуться к этой красоте. Мягко, осторожно, нежно… чтобы, не дай бог, не испортить чарующий момент.
– Я просто в один момент решила, что буду писательницей. Может, перечитала в детстве сказок, может, фантастических романов. Но как-то, еще учась в школе, взяла тетрадку, нелепо разукрашенную гелевыми ручками, и вывела название своего первого рассказа. Он назывался «Черные огни белого города». Я тогда жутко собой гордилась. Писала корявым почерком и заявляла, что буду писательницей.
Я слушаю ее, и губы сами тянутся в улыбке. Люблю такие истории. Когда человек сам приоткрывает запыленную тяжелую штору, скрывающую его прошлое, и сам, взяв тебя за руку, ведет туда, где замерли дни и секунды, окутанные паутиной памяти.