– Я знаю о его эмоциях. Но вы сейчас сказали так, будто это вас беспокоит.
– Немного, – признал Кинред, не сводя с меня взгляда. – Кажется, я не хочу продолжать эксперимент в этом направлении. Или не с тобой в главной роли. Как ты говорила, называется это чувство?
Вопрос прозвучал на грани иронии и издевательства, но я отреагировала спокойно:
– Ревность, сэр. Хотя в вашем случае – чувство собственничества.
В карих глазах напротив снова появлялись озорные огоньки.
– А между ними существенная разница?
– Ну… если только понять первопричину. Ревность появляется от любви к другому человеку, а собственничество – от любви к самому себе. Обе болезни противные, но вторая все же противнее.
– С ума сойти! – громко и восторженно воскликнул он. – Обожаю тебя за это.
– Вы уже говорили. Только в другом контексте, – напомнила я хмуро.
– Привязать бы тебя ремнями и объяснить, какая ты молодец, – он открыто смеялся. – Ината, я пока не решил, что делать с Тоем и какова станет твоя дальнейшая роль. Раз я себе откат системы до нулевой настройки сделать не смогу, тогда придется делать Тою – вряд ли мы сможем разделить тебя так, чтобы притом никто не пострадал. В связи с этим я спрошу тебя прямо, – он застыл на пару секунд, а потом будто бы заставил себя продолжать: – Ината, ты не думаешь, что тебе было бы удобнее жить в моих апартаментах?
Не знаю, ожидала ли я такого предложения – должна была, но отчего-то все равно удивилась. Кинред понял это по выражению моего лица и усмехнулся невесело, фальшиво, добавляя объяснение:
– Ты что-то плела о том, что умеешь готовить. И быстро учишься, – снова двухсекундная пауза. – Готовке.
Ну да. Готовке. Кое в чем я была полностью права: он меня хочет так сильно, что готов ради этого забивать на работу, на чистоту экспериментов… и – а вот это самое потрясающее! – даже спрашивать моего мнения на этот счет. Думаю ли я, что мне будет удобнее? Думаю ли я, что прямо сейчас он предлагает мне какой-то выбор?
Последний вопрос был слишком важным, чтобы его не озвучить:
– Зачем спрашиваете, если можете меня заставить?
– Глупо изображать дуру после того, как ты долго изображала умницу, Ината. Уж наверняка я спрашиваю только потому, что хочу спросить.
Его взгляд становился все пристальнее, Кинред наблюдал за тем, как я отвожу глаза, думаю и как возвращаю взгляд на его лицо, невольно сжимаюсь – то ли от собственного волнения, то ли ощущая его напряженное внимание. Следующий вопрос он тоже назовет глупым, но Кинред всегда так делает, когда не хочет отвечать прямо:
– Сэр, меня все равно переселят в ваши апартаменты, независимо от моего ответа. Вы не любите отказываться от того, чего хотите осознанно. Если вообще умеете это делать. Так?
Короткая усмешка, и мужчина чуть подался ко мне.
– Именно так. Но я все равно зачем-то спрашиваю. Зачем же?
Я не видела причины скрывать свои мысли – Кинред еще ни разу не раздражался от прямолинейности:
– А вам стало мало. Эгоист внутри вас растет вместе с тем, чем вы его кормите. Вы сначала хотели просто тело – получили его, и были довольны. Потом вам захотелось ответной страсти, возбуждения – вы получили и это. Но теперь и этого мало, нужно залезть под кожу, вызвать какие-то эмоции глубже, чем банальная похоть. Вот затем вы и спрашиваете – мое согласие дало бы эгоисту еще порцию удовольствия.
Он кивнул и выглядел притом довольным, будто я отвесила ему кучу комплиментов.
– И ты откажешься только поэтому? А может, плюнешь на всё, Ината, раз меня полностью раскрыла – и дашь мне, чего я хочу?
– А этот процесс бесконечный, – я пожала плечами. – Еще через несколько дней вам захочется моей влюбленности, потом – чтобы я жить без вас не могла. Я действительно вам нравлюсь, сэр, но только как идеальная игрушка для кукловода со стажем. Потому что быстро учусь и легко адаптируюсь.
Он снова откинулся на спинку стула и окинул пустой зал столовой бездумным взглядом. За стойкой я видела мойщика посуды, который нервно посматривал в нашу сторону, и уж наверняка опасался делать любые выводы. А завтра наши разговоры и эту самую розу будут обсуждать всем третьим уровнем, придумывая байки и изобретая легенды, ни одна из которых не приблизится к реальному положению дел.
Кинред заговорил снова, перехватив мой взгляд, на этот раз намного тише и равнодушнее:
– Допустим, что ты во всем права. Тогда чего хочешь ты сама? Видишь, я снова спрашиваю. Просто ответь, а не уточняй, что породило и этот эгоистичный вопрос.
Я и сама удивилась, насколько просто нашелся ответ:
– Уволиться. С первого числа следующего месяца. Кажется, я превосходно справляюсь, но я устала справляться. Здесь, должно быть, многие устают слишком быстро. А еще я до этого момента думала, что буду держаться за Тоя – за его искренние чувства ко мне. Это должно было помочь. Но если вы сделаете откат до нулевой настройки, если вы вытравите из него всё, чем он является, то для меня это станет последней каплей. В случае Тоя это называется смертью. Я уже оплакивала Ника, но потерять еще и самого близкого друга, на этот раз по-настоящему, будет уже слишком для любой психики.
– Самого близкого друга? Ты так его для себя определяешь?
– Не хочу обсуждать это с вами сейчас. Я превосходно справляюсь, сэр, но когда-нибудь – и это произойдет за одну секунду – я перестану справляться. И я говорю это с полным осознанием, что вы не позволите мне уйти из ЦНИ. Просто говорю – чтобы вы знали.
– Почему же не позволю? – теперь он говорил тише и серьезней. – Из-за того самого эгоизма, верно? Вот именно об этом мне так и не хотелось думать: теперь ты постоянно сравниваешь меня с Тоем. Той любит искренне и чисто, и он смирился бы с твоим уходом, если бы так было лучше для тебя. А я, дескать, не отпущу, потому что все еще не наигрался. И в моем случае об искренности речь даже не заходит, я только дергаю за нитки и использую. Сколько во мне жестокости и холодного цинизма – уф, мурашки по коже! Как я мог так поступать и с тобой, и со всеми остальными? Но особенно с тобой, ага? Последнее вообще ни в какие ворота не вписывается – заставить тебя оплакивать друга. А вот Той – другое дело, у Тоя даже глазки как у ангела, и весь он из себя такой же.
– Не говорите так, будто в этих рассуждениях какая-то ошибка. Вы с Тоем – как две противоположности, добро и зло.
– Ты сравниваешь нас, – он продолжал предыдущую мысль, не сбиваясь, – но упускаешь одну маленькую деталь. Ината, его самая первая симпатия к тебе – это свойство моей, а не его психики. Просто Той двух месяцев отроду может себе позволить быть романтиком, а у меня еще есть дела и обязанности – да-да, перед всем человечеством, как бы пафосно это ни звучало. Разница между нами только в этом, а никак не в базовых эмоциях. Неужели тебе это в голову не приходило?
