— Я и не знал, что у вас имеется свой собственный парадиз, капитан.
Капитан улыбался! Да-да, сомнений быть не могло — он улыбался!
— Вообразите, мистер Тальбот, вот это растение, усыпанное цветами, — сейчас мы его польем, — нетронутыми, невинными цветами, — быть может, то самое, из которого Ева сплела себе венок в день своего сотворения.
— Не было ли это предвестием грядущей утраты невинности, предтечей фигового листка?
— Весьма возможно. Тонко вы все подмечаете, мистер Тальбот.
— Мы оба всего лишь позволили нашей фантазии разыграться, не правда ли?
— Но я ничего не выдумал. Растение называется гирляндовое дерево. Мне сказывали, что в стародавние времена из него плели венки. Цветки, когда они только распускаются, источают нежнейший аромат и радуют глаз молочной белизной.
— А-а, так, может, и мы, как древние греки, сядем за стол, увенчав наши головы венками?
— Не думаю, что сей обычай пристало соблюдать нам, англичанам. Но вы, наверное, заметили — у меня целых три таких дерева! Из них два я вырастил буквально из зернышка!
— Сколько могу судить по вашему торжествующему тону, это задача не из легких?
Капитан Андерсон рассмеялся счастливейшим смехом. Подбородок у него задрался кверху, щеки собрались в складки, в маленьких глазках засверкали веселые искорки.
— Сэр Джозеф Банкс
[39]
утверждал, что сие невозможно! «Андерсон, — говорил он мне, — пока вы не добудете черенки, ничего у вас не выйдет. Можете все ваши семена выбросить за борт!» Но я так просто не сдался, и в конце концов у меня оказался целый ящик рассады — хватило бы на ежегодный званый обед у лорда-мэра Лондона, если бы потребовалось — в исполнение вашей фантазии — украсить почетных олдерменов цветочными гирляндами. Но шутки в сторону. Гирлянды нам ни к чему. Гирлянды за нашим обеденным столом такая же нелепость, как, скажем, в парадном зале в Гринвиче. Обслужи мистера Тальбота! Что будете пить, сэр? У нас приличные запасы, хотя сам я небольшой охотник — разве что изредка пропустишь стаканчик, под настроение.
— Мне, пожалуй, вина, сэр.
— Хоукинс, принеси кларету, любезный! А вот эта герань, мистер Тальбот, у меня заболела. Видите, какие листья? Я уже присыпал ее серным порошком, да все без толку. Пропадет теперь, наверняка пропадет. Но я вам так скажу, сэр: коли взялся разводить растения на море, будь готов к потерям. Помню, когда я в первый раз шел в дальнее плавание капитаном судна, потерял разом всю мою коллекцию.
— Из-за атак неприятеля?
— Нет, сэр, скорее из-за погоды. Мы чуть не месяц торчали на месте — ни дождя, ни ветра! Я не мог позволить себе тратить воду на растения. Команда взбунтовалась бы. Словом, лишиться одного-единственного цветка для меня беда не большая. Так я на это смотрю.
— И кроме того, вы ведь сможете заменить его другим в Сиднейской бухте.
— К чему вам…
Он отвернулся и убрал лейку на место, в ящичек на полу подле растений. Когда же он вновь повернулся ко мне лицом, его щеки опять собрались в складки, а в глазах зажглись веселые искорки.
— До места нашего назначения еще плыть и плыть, мистер Тальбот. Много дней, много миль.
— Вы так это говорите, словно мысль о конце нашего путешествия не слишком вас радует.
Искорки и складочки мгновенно исчезли с его лица.
— Молоды вы еще, сэр. Вам не понять, каким счастьем, нет, больше, потребностью может стать для иных натур одиночество. По мне, пусть наше путешествие длится целую вечность!
— Но ведь нельзя же отрицать, что человек всегда связан с берегом, с обществом, с семьей, наконец…
— С семьей? Семьей? — переспросил капитан довольно воинственно. — А почему, собственно, человеку нельзя прожить без семьи? Что семья, зачем семья, скажите на милость?
— Человек не… э-э… не гирляндовое дерево, капитан, ему не дано самому себя опылять.
Мы оба надолго замолчали, и в продолжение этой паузы Хоукинс, вестовой капитана, подал нам кларет. Капитан Андерсон вместо тоста слегка приподнял руку с до половины наполненным бокалом.
— Что ж, мне остается напоминать себе в утешение, какая изумительная флора ждет меня в Антиподии.
— Вы сможете там существенно разнообразить вашу коллекцию.
Лицо его вновь оживилось.
— Многие из чудесных изобретений Природы, коими славятся те края, никогда еще не достигали берегов Европы.
Теперь я знал, как завоевать если не сердце капитана Андерсона, то по крайней мере его одобрение. Внезапно меня поразила мысль, достойная пера какого-нибудь беллетриста романтического толка, что грозовое или сумеречное выражение его лица, когда он покидал пределы своего парадиза, было, может статься, точь-в-точь лицо Адама, изгнанного из райского сада. Покуда я занимал себя этим сравнением — да еще бокалом кларета, — в капитанскую гостиную вместе вошли Саммерс и Олдмедоу.
— Прошу, джентльмены, прошу! — шумно приветствовал их капитан. — Что предпочитаете, мистер Олдмедоу? Как видите, мистер Тальбот довольствовался вином — последуете его примеру, сэр?
Олдмедоу, втянув подбородок в воротник и издав маловразумительный звук наподобие вороньего карканья, объявил, что не откажется выпить немного сухого хереса.
Хоукинс принес графин с широким донышком и налил сперва Саммерсу, как бы не сомневаясь в его выборе, а затем и Олдмедоу.
— Саммерс, — обратился капитан к своему помощнику, — как раз собирался вас спросить. Как дела у больного?
— По-прежнему, сэр. Мистер Тальбот любезно согласился исполнить вашу просьбу, но его слова, как и мои, не возымели действия.
— Печальная история, — резюмировал капитан, в упор глядя на меня. — Так и запишем в судовом журнале: больного — мы ведь полагаем его больным, лично я в этом не сомневаюсь — посетили вы, мистер Саммерс, и вы, мистер Тальбот.
Тут-то до меня стало доходить, с какой целью капитан Андерсон собрал нас всех в своей каюте и каким образом намеревался обставить злополучную историю с Колли — весьма неуклюже, надо сказать. Вместо того чтобы дождаться, когда под действием винных паров у нас развяжутся языки, он с ходу и как-то уж чересчур напрямик перешел к делу. Нельзя было упускать такой момент — надо ведь и о себе подумать.
— Прошу вас учесть то обстоятельство, сэр, — начал я, — что, ежели мы полагаем его больным, мое суждение не может иметь никакого веса. У меня нет ни малейших познаний в медицине. Тогда уж вам лучше было бы прибегнуть к совету мистера Брокльбанка!
— Брокльбанка? Кто это — Брокльбанк?
