– Нет! Мальчишка мой хоть печенкой, может, прочувствует, что значит быть здесь, дома… что мы… Что мы все есть такое! Что мы не они, не эти англичане! – пьяный Псалтырников путался в словах.
– А, как в старые времена, – засмеялся Макар. – Good old days! Иван Аркадьевич, помнишь, как ты меня ножи метать учил? Ладно, покажите мне свои локальные фокусы.
Псалтырников кивнул Тутуеву, и бывший губернатор вывинтился из кресла, суетливо побежал куда-то и через пару минут появился с кожаным футляром в руках.
Кате, следившей за этой сценой на видео, померещилось, что там дуэльные пистолеты! Но в футляре, когда его открыли, оказались охотничьи ножи (видно, из того самого арсенала, что впоследствии изъяла полиция).
– Папа, что там у тебя за мазня? – Макар указал на картину, висевшую на дубовой панели в золотой помпезной раме. – Никас, который Сафронов? В Лондоне он никому на фиг не нужен. Приколите его! Ножичками, прямо по мазкам. Или жалко мазню, деньги уплачены?
– Для тебя ничего не жалко, – Псалтырников совсем разошелся. – Иван, слышал? Жертвуем картиной.
Дроздов, хромая, подошел к ящику с охотничьими финками. Теперь все взоры были устремлены на него. И Макару это явно не пришлось по вкусу.
– Как в старые добрые времена, Иван Аркадьевич? И плевать, что телега жизни проехалась не одним, а всеми четырьмя колесами?
Иван Аркадьевич Дроздов по прозвищу Циклоп кивнул.
– Как в старые добрые, Макар. А ты в Лондоне повзрослел. И похорошел. И стал такой добрый, – он взял одну финку, отошел на большое расстояние от картины.
Макар достал свой мобильный телефон, пролистал плей-лист, выбрал что-то и включил. Марш – гулкая медь фанфар, затем почти вальсовые ноты и снова мощный пряный страстный басовый хор духовых.
– Персональный саундтрек для тебя выбрал – Дроздовский марш, белая гвардия. Если сходить с ума по-русски, так с музыкой.
– Да, Макар. Спасибо, – поблагодарил его Дроздов.
Дроздовский марш…
– Э, так не пойдет! – взвился вдруг Псалтырников. – Ты же трезвый. А кто на трезвую голову такое? Скажут, не русские мы. Сначала надо выпить, а потом уж и на подвиги ратные.
– Только не заставляйте его пить, пожалуйста! – послышался встревоженный женский голос.
Катя узнала голос Ларисы Сусловой – ее не было видно на видео, потому что именно она держала камеру.
– Царица Савская снова всем недовольна, – Псалтырников подбоченился. – Ну что тебе еще?
– Не заставляйте его пить! После таких операций!
– Да он здоровый как медведь опять.
– Лара, все хорошо, – успокоил Суслову Дроздов. – Мне все уже можно.
Хромая и приволакивая ногу, он подошел к столику с бутылками. Взял массивный хрустальный графин с водкой и поставил его на каминную полку. А затем…
Резкий рубящий жест – наискось и сверху вниз. Не потребовалось ни стойки каратиста, ни примерки, ни разминки – быстрый короткий мощный удар ребром ладони и…
Хрустальное горлышко графина отлетело, ударилось об стену. Дроздов отрубил его голой рукой.
Все сначала выдохнули, потом заорали, засвистели от восторга.
– Ну, видел? Могут они так, эти англичане? – громко вопрошал Псалтырников сына.
Дроздов взял обезглавленный графин и налил себе водки – полный фужер для шампанского. Выпил. Налил второй – графин опустел. Он выпил все до капли.
– Вода. Или суррогат.
Он произнес это непередаваемым тоном.
Все захохотали.
На нем такое количество выпитого никак не отразилось. (Кате так показалось. С замиранием сердца она ждала, что будет дальше.)
– Жертвуем картиной, значит? – спросил Дроздов, чуть охрипнув.
– Нет, – со своего места поднялась та девушка в «маленьком черном платье», заскользила, как фея, к дубовой панели и начала снимать картину с гвоздя.
– Не так, – она сняла картину и бросила ее на пол. – А вот так.
Перешагнув через картину, она подошла к панели, вытянула свою тонкую белую руку и приложила ладонь к дубовой поверхности, растопырив пальчики.
– Гала, не надо, – Дроздов покачал головой.
– А я хочу так. Покажем ему класс, а?
Дроздов молчал, глядя на нее. Черная повязка на выбитом глазу, черты лица ничего не выражают…
– Я с тобой ничего не боюсь, – Гала улыбнулась ему. – Ты не промахнешься.
Она стояла, прижав ладонь к дубовой панели. Улыбалась бесстрашно и дерзко.
Дроздов отошел еще дальше. Финка была в его руке, и Катя снова не уловила это движение – как он бросил нож.
Нож с силой вонзился в дубовую панель в зазор между большим и указательным пальцами Галы. Она не дрогнула.
Второй нож, пущенный с такой же силой, поразил зазор между мизинцем и безымянным пальцем. Третий нож, брошенный им, глубоко вошел в дерево между указательным и средним пальцами. Маленькая ручка Галы выглядела словно пришпиленной к дереву, однако ни раны, ни царапины. Дроздов ее не задел.
Остался самый узкий зазор между безымянным и средним пальцами. (Катя подумала – невероятно попасть ножом при метании с такого расстояния в такую узкую щелку!)
Дроздов примерился. Его лицо было сосредоточенным и спокойным.
Бросок!
Нож вонзился точно в цель!
Все заорали как сумасшедшие.
– Да! Это вам не Лондон! – громче всех кричал нервный бывший ахтырский губернатор Тутуев. – Циклоп, радость моя, ну ты даешь!
Гала отняла руку от панели. Ножи так и остались в дереве. Дроздов подошел к ней. Взял ее за руку, осмотрел. Ее тоненькая фигурка выглядела такой хрупкой, воздушной на фоне его мощного торса и широких плеч. Он был в белой рубашке, без пиджака и галстука.
– Не Лондон, не Лондон, – вторил Тутуеву Псалтырников. – Вот, сынок, как мы… а они… ну что там они тебе могут дать, показать?
– У них уже цирки не в моде, папа, – Макар смотрел на Дроздова. – Но, конечно, все это было здорово. Иван Аркадьевич, я впечатлен.
– Рад, что мы тебя позабавили, – ответил Дроздов.
Он сделал шаг, но, видно, выпитая в таком количестве водка и травмы все же дали себя знать. Его сильно повело в сторону.
– Помочь, Иван Аркадьевич? – спросил Макар. – Сам до кресла дойдешь?
– Обойдусь без тебя.
Дроздов выпрямился.
А затем…
Он со всей силы ударил кулаком по кирпичной стене. Стена оказалась в три кирпича толщиной – но его кулак пробил ее насквозь.
Обломки кирпичей посыпались на пол.
Лариса Суслова (невидимка с камерой) испуганно вскрикнула.
