Глава 16
Кофе
Утром в одиннадцать ворота поместья снова открылись бесшумно и пропустили внедорожник Клавдия Мамонтова на территорию. Катя вышла из машины и увидела Макара.
Он как пуля вылетел на дорожку – раскрасневшийся, в облепившей его крепкий торс насквозь промокшей от пота футболке. Видимо, он бегал, несмотря на холодную, пасмурную и ветреную погоду.
– Доброе утро, – проговорила Катя.
Макар не улыбался. Его ноздри раздувались, потому что он пытался сдержать дыхание. Плотно сбитый, спортивный и чем-то сильно взволнованный. На Клавдия Мамонтова он даже не глянул, а Кате сразу преградил путь. Мамонтов обошел их и направился к дому.
– Увидел вашу машину, помчался, – Макар глубоко вздохнул. – Вы вчера уехали так неожиданно. Я подумал – все, работа сделана, и вы больше сюда не вернетесь. Пришлете документы по электронке.
– Работы непочатый край. Все только начинается.
– Вот. Кофе горячий. Вам.
Макар протянул Кате термокружку. Катя обратила внимание на руку, сжимающую термос, – такой кулак мощный, почти как у Циклопа, но тот ведь на рояле Бетховена и Генделя не играет.
Катя взяла термокружку и отпила кофе. Аромат… горечь…
– Здесь коньяк, Макар.
– Бренди.
– Дары Вакха с утра? Спасибо, нет. Мне работать предстоит, – Катя вернула ему кофе.
– Я пить начал с пятнадцати лет, когда в Харроу учился. Бесконечно одинокий русский мальчик в английской школе, в регби играл, – глядя в глаза, сообщил Кате Макар. – И алкоголиком не стал. Я насчет этого крепкий. Насчет всего остального тоже. Если кто пожелает проверить.
Катя не знала, что сказать. А он поднес термокружку ко рту. Отпил там, где только что кружки касались ее губы.
– Сладостный кофе.
Ни крупинки сахара… горечь…
Катя хотела его обойти, потому что Макар так и стоял у нее на пути. Но он внезапно легко коснулся ее локтя.
– Можно поговорить с вами наедине?
– О чем?
– Откровенно, – Макар легонько сжал ее локоть и повел прочь от дома. – Вас, наверное, удивило вчера, что я не скорблю, не оплакиваю отца. Меня всю жизнь с детства учили чувства скрывать. Но это не значит, что я бревно. Здесь… вот здесь, – он коснулся ладонью сердца, – кровь течет. Вы ее не видите. Но я кровью истекаю. Я любил отца. Хотя мы с ним редко встречались, потому что я жил своей жизнью. Путешествовал. Но я его любил.
– Я вам верю, – произнесла Катя.
Он глянул на нее.
– Еще хочу вам сказать, что я рад.
– Чему?
– Что фонд прислал именно вас расследовать то, что произошло с отцом. У меня такое чувство, что вы… вы поможете мне. И не пожелаете мне зла.
– Макар, можно я тоже буду с вами откровенной?
– Нужно, – он чуть сильнее сжал локоть, за который удерживал Катю возле себя.
– Многие в вашем доме, как мы выяснили вчера, считают, что вашего отца убили. Что это не суицид. А хладнокровное, кем-то хорошо подготовленное и совершенное убийство. Это значит, что убийца – здесь, рядом с вами. Под вашим кровом. Вы готовы это принять?
– Да.
– И многие из тех, с кем мы беседовали вчера, как и вы, заверяют: мы любили его, мы были ему обязаны, мы работали с ним многие годы. Мы были всегда рядом.
– Да, я знаю. Именно поэтому я рад, что убийцу отца ищете именно вы.
– Мы страховой фонд. Мы не сыщики, – покачала головой Катя.
– Это делает меня почти счастливым, – Макар впервые улыбнулся ей. – Я вчера подумал, что больше никогда вас не увижу.
Катя остановилась. Все, довольно. Эту прогулку надо прервать. И вернуться. Вроде самое время спросить сейчас Макара – а что ты сказал отцу в тот вечер, из-за чего тот сел играть сарабанду с видом человека, идущего на казнь? Что произошло между вами? И не ты ли после его внезапной смерти получаешь все, все, максимально и по полной?
Но нет, время таким вопросам еще не пришло. Ужасно, если он солжет.
Катя попыталась мягко высвободить свой локоть из его хватки, но Макар удерживал ее, и сам повернул к дому.
На веранде находились Мамонтов и Дроздов. Они смотрели в их сторону. Выражение их лиц было как у статуй. Катя подумала – они чем-то до боли похожи, несмотря на то, что Иван Аркадьевич значительно старше, но все равно – они словно братья. Это выражение – отстраненное, отрешенное, бесстрастное и такое ложное, чисто мужское, напускное. А под ним-то…
– В моем доме вы можете делать все, что нужно, все, что пожелаете, – громко объявил Макар. – Беседуйте. Никаких запретных тем о домашних делах. Если надо, распахнем все сейфы, откроем все файлы, все, что вы потребуете для расследования. Если возникнут вопросы или недопонимание со стороны домашних – обращайтесь лично ко мне. Ну, не смею больше вам мешать делать вашу работу.
Он отпустил Катин локоть, повернулся и зашагал прочь от дома. На ходу сдернул с себя мокрую от пота футболку, подставляя рельефный торс холодному ветру. Футболку королевским жестом швырнул через плечо на дорожку. Запрокинул голову, выпивая дары Вакха из термокружки, словно из амфоры. А затем с места рванул к озеру.
Послышался топот его шагов… вот он побежал…
Катя увидела, что из-за стеклянных дверей спортзала на нее смотрит Меланья. На веранде, проходя мимо Мамонтова и Дроздова – те вежливо, молча посторонились, пропуская ее в дом, – Катя снова оглянулась. Меланья, в желтом спортивном костюме от Гуччи и золотых кроссовках, вышла на улицу, добрела до того места, где валялась скомканная футболка ее мужа. И подняла ее, отряхнув от прилипшего гравия.
Глава 17
Пасынки отечества
Иван Аркадьевич Дроздов, хромая, привел их по коридору в библиотеку – большую сумрачную комнату, сплошь уставленную стеллажами с книгами в помпезных золотых переплетах. У окна столик на колесах с графинами и бокалами – есть что выпить. В углу – большой круглый стол, вокруг него кожаные кресла с подлокотниками. На столе – шахматы. Неоконченная партия. Книги, книги и несколько гравюр.
Катя, проходя мимо стола, обратила внимание на одну гравюру.
– «Чтение Положения 19 февраля 1861 года». Издание Кнебеля», редкость, – сказал ей Дроздов. – Народ слушает про отмену крепостного права. Савва эту гравюру купил недавно. Хотел в багет оформить и сыну подарить на день рождения. Но затем решил сделать ему другой подарок.
Они с Мамонтовым не сели до тех пор, пока не уселась в кресло Катя. Дроздов расположился напротив нее, а Мамонтов поодаль.
– Вы нам на семинаре лекцию читали девять лет назад, – начал Клавдий Мамонтов. – Самой скорбной своей миссией телохранитель считает сопровождение тела шефа до морга.
