– Пошел прочь. На конюшню пошел, живо!
– Ты зачем его отпустил? – удивился Мамонтов. – Это же такая гнида продажная…
– Не о нем думай, а о нашем корнете, которого не было. У меня есть один план, Клавдий. Может, что из этого плана и выйдет путного. Увидим.
Глава 41
Любовный дурдом
Первым вопросом Кати к майору Скворцову, когда они утром с Мамонтовым приехали в отдел полиции (под видом допроса), было – как Меланья? Что сказали врачи?
Майор Скворцов коротко передал суть ночных событий, объяснил, отчего не произошло нового отравления. Правда, опустил целый ряд красноречивых деталей. Пока Клавдий и Катя смотрели и пересматривали видеозапись допроса Меланьи, он стоял спиной, отвернувшись к окну.
– По поводу подарка, о котором она упоминала, надо ехать к юристу Гурскому, – объявил Скворцов, когда они закончили смотреть запись. – И вместе с Макаром. Катя, это уже по вашей части уговорить его.
Катя покраснела. Попрекает, что ли? Заслужила ли она эти попреки после того, что случилось? Да, наверное, заслужила…
Сели и поехали. Клавдий Мамонтов снова хранил молчание. Катя думала – сможет ли переступить порог дома, где могла бы встретить свою смерть? Ворота опять гостеприимно распахнулись перед ними. Кто их открывал в этом хаосе? Робот, наверное, автомат…
Когда они вышли из машины, взору их предстало поразительное зрелище. На открытой веранде – за столом, на котором тарелки и стаканы, полупустые бутылки из-под коньяка, виски и водки, – сидели Тутуев и Кузьма Поцелуев. Кузьма ел жареное мясо прямо с чугунной сковороды. В дверях, пригорюнившись по-бабьи, застыла горничная Маша. А посреди веранды под музыку из «Афони» плясал Филин Ярославич. Музыка играла из смартфона.
Лишаев плясал совершенно по-куравлевски, выкидывая коленца и крутя кулаками над головой. Его круглое багровое лицо заливали слезы. Он был вдребезги пьян. Юродивый губернатор держал в руках фаянсовые кружки и стукал ими в такт друг об дружку, когда в «милом чё» звучали басы.
– Любовь всей моей жизни! – восклицал зареванный Филин Ярославич. – Богиня!
– Умрет родами в застенках, голубка, – памятник ей воздвигнем! – вторил юродивый губернатор.
– Заткнисссссссссссь ты! Лучше повтори!
Тутуев мазнул пальцем по смартфону, лежащему на столе, и «милый чё» зазвучал снова в полную силу.
Юродивый сам не выдержал, сорвался со стула и тоже закружился в пляске, топая ножками и вертя растопыренной пятерней, словно танцевал «Барыню».
– Филин вразнос пошел, – грустно доложила горничная Маша, увидев Катю и Мамонтова.
– Какой я тебе Филин? Я… Ярослав Саныч я тебе, дуррррррра! – взревел Лишаев.
– Сам дурак. Насмотрелась я на них в «Кремлевке»-то, – горничная проигнорировала его. – И пожрать любят, конечно, вкусно… Но горюют! Тоже люди ведь.
Кузьма Поцелуев жевал в такт мелодии, словно аккомпанировал челюстями.
– Тыыыыыыыы! – Филин пальцем ткнул в сторону Кати. – Явилась… Мизинца ее не стоишь! Поняла? И этому твоему алкашу радоваться рано – думает, как ловко все вышло, да? Одним ударом избавился сразу и от папаши, и от Меланьи? Так я вам сейчас объявляю официально – костьми лягу, а вытащу ее! Спасу! Никаких денег не пожалею, адвокатов лучших найму, они от вас… от тебя в суде камня на камне… от всех ваших обвинений… Я сам за нее теперь буду горой, потому что только я один и любил ее по-настоящему и буду любить вечно!
– Вытри сопли, Филин. На кого ты похож?
На веранду, отстранив горничную, вышла Лариса Суслова. Она была бледной, как и все они – призраки Бельского озера. Но держалась. Катя подумала – вечером, когда случилась «потасовка у рояля», на шум сбежались, слетелись все, кроме нее – Царицы Савской. Чем же она была так занята в тот момент, что ее не привлек семейный скандал?
– И ты дурра, цыц! Заткнись! – повернулся к ней Лишаев. – Что вылупилась? Тоже рада небось, что ее в тюрягу закрыли! Я ведь думал, если не сам он, Савва, отравился, то, значит, это ты его на тот свет отправила!
– Ты обознался, дружок, – Царица Савская спустилась по ступенькам и неторопливо зашагала в сторону гостевого коттеджа.
Музыка неслась ей вслед – страдания о том, как кто-то влюбился горячо…
– Урал гуляет. Урал скорбит. Барыня Меланья вам, Ярослав, прошлый раз дырки в ушах велела проделать, – громко объявил Мамонтов. – Чтобы часы по примеру папуасов носить напоказ, если вдруг рук-ног не хватит. Что-то не вижу дырок. Где дырки, а?
– Издеваешься? Над горем моим? Над любовью моей? Часами попрекаешь? Травишь, как эти недоумки в интернете? А ты это видал?
Он сорвал с руки свои часы Jaquet Droz стоимостью в полтора миллиона и с размаху швырнул об пол.
И каблуком их!
А потом погрозил кулаком сначала окнам дома, а затем Кате персонально:
– В гробу я видел твой Лондон, алкаш психованный, слышишь?! И твой швейцарский Сингапур, стерва! Всем, всем покажем кузькину мать!!
Шатаясь, сорвался с места, выписывая кренделя, размашисто зашагал по дорожке и скоро скрылся за кустами. Юродивый бывший губернатор прытко устремился за ним.
– Принеси еще мяса, не наелся я, – попросил Кузьма Поцелуев горничную.
Катя и Мамонтов оставили его пировать в одиночестве и зашли в дом.
У лестницы в холле столкнулись с Галой и Дроздовым.
– Наконец-то вы здесь, – Гала схватила Катю за руку, тряхнула дружески. – Ну как вы? Тут такое у нас… Макар мне: «Никого не хочу видеть». А потом: «Если она больше не приедет – умру».
– Теперь не умрет, – меланхолично буркнул Мамонтов.
– Идите к нему, – Гала кивнула наверх. – Он не в их спальне… он в комнате отца… дяди. Проснулся, наверное. И будьте с ним доброй, ладно? Пусть не любите его, но хотя бы снизойдите. Он… мой братик бедный… такое пережить. Ну, Меланья! Я до сих пор опомниться не могу. И главное, она потом после всего, что натворила – «Макар, я беременна!» – Гала передразнила Меланью. – Это чтобы мы еще ее и пожалели! Вот если бы я забеременела, я бы никогда так публично, напоказ, я бы на ухо шепнула…
При этих ее словах Иван Аркадьевич Дроздов, стоявший рядом, снова вспыхнул как шестнадцатилетний пацан. И Катя поняла – даже от такой малости он опять в эйфории.
– Иван Аркадьевич, я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, – сказала Катя. – Спасибо вам!
– Живите счастливо. Не будите лихо.
– Но вы подозревали ее раньше или же… это было… как вспышка, озарение?
Дроздов ничего не ответил. На его лицо легла тень.
– Правда, он потрясающий? – Гала глянула на него. – Никто бы не сумел помочь, никто бы не спас. А он спас. Он может все на свете. Решает любые проблемы.
