– Рули давай. Я покажу, куда ехать.
– Я знаю, где Малаховка, – отрезал Мамонтов. – А дом юриста нам покажешь.
Катя молчала всю долгую дорогу до Малаховки.
Макар сидел вполоборота и не сводил с нее глаз.
Где-то далеко… на дне памяти, на дне сердца звучало шубертовское трио.
Скрипка, рояль, виолончель… Сливаясь, расходясь и снова соединяясь, они вели свою вечную, вечную мелодию. Как сто и еще шестьдесят лет назад…
Юрист Гурский обитал среди сосен и декоративных кустов, среди клумб с осенними астрами и зарослей алой рябины. Когда-то это была обычная малаховская дача, а теперь на ее месте воздвигли особняк с панорамными окнами – в стиле альпийского шале.
Полный пожилой Гурский играл с внуками в прятки. Он как раз прятался от детей в кустах у кирпичного забора, когда услышал крики Макара: «Вениамин Борисович, откройте калитку, это я приехал!»
Гурский впустил их на участок.
– Макар, дорогой! Рад тебя видеть. Ох, самые глубокие, самые искренние мои соболезнования прими! Поверь, только болезнь… подагра проклятая помешала мне на похороны прийти. Скорблю всей душой, оплакиваю Савву. Что в полиции говорят?
Гурский еще не знал об аресте Меланьи. И Катя мысленно обрадовалась этому. Хоть какая-то удача.
– У меня к вам вопрос, Вениамин Борисович, – сразу начал Макар без обиняков.
– Всегда к твоим услугам. Я сам хотел с тобой встретиться. Это необходимо в деловом плане, ты понимаешь. Время скорби, но время и делам.
– Да. Хочу спросить вас. Потому что моего отца намеренно отравили…
– Я так и подумал. Сам бы он никогда такого не сделал. Он слишком любил тебя. Сейчас эта тема… отравления… словно в воздухе витает, – юрист Гурский помолчал. – Дожили, называется. Если это еще не дно – то сколько, сколько, скажите, осталось до этого дна?
– Я хочу понять причину, – Макар посмотрел на Катю. – Это мои друзья. Они тоже хотят знать. Так что можете говорить при них все открыто.
– Что я должен сказать, Макар? – осторожно спросил Гурский.
– Вы сами никого не подозреваете? Нет скрытого повода, причины, чтобы кто-то пожелал смерти моему отцу? Одну причину полиция уже выяснила, так что я теперь хочу знать…
– Макар, – Катя сама взяла его за руку. Лишь бы по простоте душевной не брякнул про Меланью сейчас.
– Я не знаю причины, – ответил Гурский.
– Но вы же строите догадки? – спросил Клавдий Мамонтов.
Гурский глянул на него – все-таки кто это такой-то?!
– Макар, дорогой, это непростой вопрос, – он ответил не Мамонтову.
– Как я узнал, отец хотел мне что-то подарить на день рождения. Вы не знаете, что это?
– Нет.
Катя подумала – все впустую. Эта дальняя поездка в Малаховку… все зря…
– Про догадки спросили, – Гурский помолчал. – Знаешь, Макар, Савва был такой человек, который махнул на себя рукой и думал лишь о тебе. Всегда. Он хотел, чтобы ты жил счастливо, независимо от обстоятельств, которые затронули вашу семью. Он говорил мне – санкции такая вещь, ползучая… сегодня я под ними, а завтра… Их ведь и на семью могут распространить, на детей, на то, чем они владеют. Заморозят активы. Кто запретит? Проснешься завтра и – адье. Банк пришлет уведомление. Савва всего этого страшился. Он хотел подстраховаться.
– Как подстраховаться? – спросил Макар.
– Я знаю, что он почти все тебе отдал. Однако частью денег все же распорядился по-другому. Страховка, например, на нее санкции невозможно распространить. И еще… я знаю, что он положил десять миллионов долларов в швейцарский банк на имя близкого ему человека. Не родственника. Это специально. Они все так сейчас делают – разбрасывают средства по разным счетам – на совсем дальних родственников. На седьмую воду на киселе. И на челядь. На имя тех, кто им служит, в ком они уверены. Так вот Савва поступил как все. Он положил деньги на имя человека, которому полностью всецело доверял.
– На Дроздова?
– Этого вышибалу покалеченного? Нет, что ты. Дроздов для таких шкурных дел не подходит. Гордыня у него зашкаливает. Твой отец положил деньги в банк в Швейцарии на имя Ларисы.
– Сусловой? – переспросил Мамонтов.
– Молодой человек, сбавьте тон свой командирский, – Гурский хмыкнул. – Такие дела не принято вообще вслух обсуждать. Конечно, номинально это деньги Саввы. Но юридически по документам владелица всего вклада – Лариса. Без ее согласия и подписи невозможно провести ни одной банковской операции. Ну, Макар, ты понимаешь…
– Псалтырников пригласил вас на его день рождения, – Мамонтов кивнул на Макара. – Это было как-то связано с банковским вкладом?
– Я был болен и не приехал. О чем сейчас очень сожалею. Я думаю, что ситуация двусмысленная, когда такими деньгами владеет все же человек чужой, пусть и доверенное лицо, Савву в конце концов перестала устраивать. И он захотел переложить деньги на вас, Макар. Как и все остальное, что он вам перевел за границу. Он прямо мне об этом, естественно, не сказал, но я старый лис… я чую такие вещи, – Гурский сделал многозначительную паузу. – Необходимо было со стороны Ларисы составить документы и подписать. О том, что она возвращает все до копейки. Однако Савва неожиданно умер.
Они все молчали.
– Я никого не обвиняю, – старый юрист поднял руки. – Нет. Я просто высказываю свое мнение. Савву отравили. Деньги остались в банке. Ты, Макар, так и не получил подарка на день рождения. А Лариса Ильинична… наша Царица Савская теперь весьма обеспеченная женщина.
Они поблагодарили юриста. Макар пообещал, что вскоре позвонит ему. Катя ощущала в душе тревогу и… странное чувство… след, и какой! Это все очень серьезно. Она оглянулась на Мамонтова и Макара, те шли к машине позади нее. Их, однако, сейчас занимало совсем иное – несмотря на всю важность полученных сведений.
– Прокатишь нас назад с ветерком? – спросил Мамонтов и протянул Макару ключи от машины. – Доехали сюда за час десять, довезешь быстрее?
– Хочешь прокатиться с ветерком, приятель? – Макар изучающе посмотрел на него.
– Проветриться не помешало бы. А то у кого-то слишком много денег, и он хвалится этим при даме как последний плебей. А в настоящем деле пока никак себя не проявил.
– Я права дома оставил, – сказал Макар.
– А, ясно. Я так и знал.
– Пиши доверенность на коленке на тачку, – Макар забрал у него ключи от машины. – И завещание.
– Ты бы тоже свое составил. А то мне надоело…
– Что тебе надоело? – спросил Макар точно так же, как до этого его сам Мамонтов.
– Актерство твое.
Макар усмехнулся и галантно распахнул перед Катей заднюю дверь внедорожника. Сам сел за руль. Мамонтов – рядом с ним впереди.
