– А что теперь станет с ребенком? – воскликнул Клавдий Мамонтов. – Вашим ребенком и его, Макара?
Аликс глянула на него. Слезы…
Они блеснули в ее глазах, но не пролились. Нет. Она удержала их в себе.
Медленно, шатаясь и увязая в снегу, побрела назад к гостинице – словно это она вела их за собой. А не они конвоировали ее – убийцу и дрянь.
Глава 49
Le truomphe de l’amour
– Какой шум, – в проеме высаженной двери появился Иван Аркадьевич Дроздов.
– Они догадались! – крикнула Гала истерически. – Значит, и полиция знает. И Макар тоже узнает все! Но я же… я не хотела этого! Это словно была не я! Это как затмение!
– Ключи от машины, – Дроздов бросил ей ключи. – Подгони «крузер» из гаража и подожди меня там.
– Никуда я с тобой не поеду! – Гала бешено швырнула ключи на пол. – Ты что, не понял – им все известно! И полиции тоже. Куда, куда мы поедем? Куда ты отправишься? В какую дыру забьешься? Если бы не ты…
– Помолчи. Успокойся, – чуть ли не умоляя, проговорил Дроздов. – С тобой ничего не случится.
– Уже, уже случилось! – заорала Гала. – Да, я взяла тот чертов яд на конюшне! Я была не в себе, я не сознавала, что творила тогда! Дядя меня предал – и он тоже, как и муж. Ради Макара дядя захотел отнять у меня единственное, что я получила от этой чертовой жизни, – ту квартиру! Единственное, что давало мне хоть какую-то уверенность в будущем, чтобы не зависеть ни от кого и жить, где я хочу и как хочу! Дядя меня ограбил! Он ничего не хотел слушать, он хотел все у меня отнять. Вернуть меня сюда, чтобы я гнила здесь вместе с ним – без надежд, без будущего, без цели, без любви! Я его любила как отца, а он… Он даже не попросил по-человечески – просто приказал мне, как своим холопам в департаменте, что раньше пресмыкались, а теперь плюют на него. Приказал – переоформи документы, квартира будет принадлежать Макару. А я… а мне… а мне по губе!! – Гала топнула ногой. – Я испытала такую ненависть к нему в тот миг, я решила, что он умрет… я взяла тот яд на конюшне. И дала ему.
Гала замолчала. И тут же раздалось:
– Мобильные на пол.
Дроздов произнес это совершенно бесстрастно. В руке у него был пистолет. Словно возник ниоткуда. Как он его достал? Катя не увидела – как.
– Дважды не повторяю.
Они с Мамонтовым вытащили мобильные и бросили на пол.
– Парень, сними пиджак, повернись.
Мамонтов выполнил приказ. Катя поняла – Дроздов хочет быть уверен, что у «фонда» нет ни кобуры под пиджаком, ни ствола.
– Но это не я его убила! – снова истерически выкрикнула Гала.
– Когда ты дала яд, в чем? – спросила Катя, глядя в дуло пистолета.
– Когда пришла просить прощения… – всхлипнула Гала. – В тот самый день… принесла ему в кабинет кофе в термокружке. Он выпил. Мы помирились. Я сказала, что согласна все подписать, все вернуть.
Термокружка… кофе… дары Вакха…
– Гала, молчи, – тихо попросил Дроздов.
– Нет. Я все скажу. Потому что это не я его отправила на тот свет. Его же вытошнило! И там был еще какой-то яд, что Меланья дала! Его вытошнило! Он бы не умер, – Гала прижала руки к груди. У нее была истерика – от страха, от того, что ее поймали, но только не от раскаяния, нет. – Он бы не умер! Я видела, как его тошнило в ванной. Я все видела. Его наизнанку дважды вывернуло. И мой яд из него вышел! Но Лариса сказала, что надо ехать утром в клинику, провести полное обследование, сдать анализы. Я испугалась, что они в клинике обнаружат следы яда, и я… я все рассказала ему! – она ткнула в сторону Дроздова. – Я все, все рассказала ему! Я ему призналась, потому что я смертельно струсила… Но я не просила его убивать дядю! Он сам, сам меня расспрашивал обо всем и сам забрал у меня остатки яда. Я даже дозы точной не знаю! А он все знает о таких вещах. Он же профи. Дяде вроде как легче стало, и они… Вы сидели в библиотеке вдвоем. Я видела из-за двери. Вы пили коньяк… Это ты ему в коньяке дал яд! Ты отравил его!
Библиотека… шахматы… гравюра «Чтение Положения 19 февраля 1861 года»… столик на колесах, где так много всего – пей не хочу…
– Я сделал это ради тебя.
– А я с тобой расплатилась. Ты же получил то, что хотел больше всего на свете – меня. Я спала с тобой. Мы в расчете. Но теперь, когда все это выплыло наружу, – каждый сам за себя.
Ни один мускул не дрогнул на лице Дроздова при этих ее словах.
– Ладно. Так и будет. Теперь уходи отсюда. Проваливай, – он кивнул на дверь. – Подождешь снаружи. Потом, когда я выйду, пойдешь на озеро. Сядешь в лодку. Переплывешь на ту сторону и вызовешь полицию. Скажешь, что спаслась, что я хотел и тебя убить. А о том, что рассказала сейчас им, больше никогда никому не проболтаешься.
Гала выслушала его, боком прошмыгнула к двери. Глянула на Катю, на Мамонтова. На пистолет в руке Дроздова. Выскочила вон. Дроздов ударом кулака загнал высаженную дверь назад, заблокировав выход из спортзала. А потом… сунул пистолет за пояс.
– Иван Аркадьевич! – у Кати как гора с плеч свалилась.
Однако…
– «Кольт»-травматик. Убить из такого нельзя, – просто сказал Циклоп. – А я вас убью. Живыми отсюда не выйдете.
– В полиции все знают. Они будут здесь с минуты на минуту, – объявил Клавдий Мамонтов.
– Отлично. Только вас уже не будет на свете. Ни вас, ни ваших показаний, ни того, что услышали от нее. Останутся только мои показания. А девочка промолчит. Я один за все отвечу. Сам.
– Хочешь все на себя взять? – спросил Мамонтов.
– Плохо слушал меня на семинаре, парень. В критической ситуации, когда обстоятельства против, охрана погибает, защищая клиента, – произнес Дроздов. – Главное правило работы. Я волосу не дам упасть с ее головы, поняли? С нами со всеми – со мной, с Саввой и с другими, такими как мы, давно уже покончено. Кто этого еще не понял из нас, тот поймет в ближайшие три-четыре года. Мы – уже ничто. Балласт. А она… она должна жить. И жить счастливо. Так, как она хочет – в достатке, в комфорте до конца своих дней.
– Гала только что на наших глазах отказалась от вас! – воскликнула Катя. – Предала вас! Из трусости! Из подлости предала! Вы собой готовы пожертвовать, вы убили человека ради нее – своего друга, своего работодателя, а она бросила вас! Она никогда, никогда вас не любила!
– Савва сам бы собой пожертвовал, коснись это Макара. А я пожертвовал им ради нее. Выбор был невелик – либо она, либо он. Если бы в клинике сделали анализы и нашли следы яда, Савва все понял бы. Он же был умный человек, опытный, столько работал в госструктурах. Он бы все понял сразу. И он бы никогда не подумал, что это Макар сделал или Меланья, – Дроздов печально усмехнулся. – Он бы никогда не подумал на меня. Не подумал бы на Ларису. Остальные не в счет. Он бы сразу связал все нитки: оставалась только она – Гала. Он бы уничтожил ее. Не простил бы ей. После того как его предали самого, он все мог простить, только не предательство близкого, любимого человека. Он не просто бы все у нее отобрал, он бы ее убил… я знал его лучше других. Мне пришлось сделать свой выбор. Поверьте, это было непросто. Но я отвечу.
