– Правда?
– Грейсон, я… – Я вздохнула. – Нет.
– Приятно наконец узнать правду. Так где ты живешь?
– В Нью-Йорке.
– Что? – Он покраснел. – Ты что, прикалываешься?
Что-то кольнуло у меня в груди.
– Нет, я не шучу.
Его лицо исказилось, будто от боли. Он откинулся назад.
– Знаешь что? Ты была права. Давай не будем этого делать.
– Полностью согласна.
Я встала и быстро двинулась к выходу, не сказав больше ни слова. Я знала, что не должна была сегодня здесь появляться, не должна была соглашаться на его предложение «посидеть, поговорить» и не должна была обнадеживать себя, что все еще может быть, как было когда-то.
Грейсон: сейчас
Наши дни
Питтсбург
Все эти годы. Все эти проклятые годы. Мне говорили, что она уехала за границу, вышла замуж за какого-то заморыша в вязаном жилете и оставила прошлое позади. Я и подумать не мог, что она была настолько близко, и то, что она жила в Нью-Йорке, злило меня с каждой минутой все больше. Так мало того – она стала еще прекраснее, чем была на последнем курсе, и единственное, что изменилось, – появились два новых прокола в правом ухе, татуировка на левом запястье и рыжеватые пряди в волосах.
Я не побежал за ней, когда она ушла прошлым вечером из кафе, потому что знал, что ни к чему хорошему это не привело бы. А еще потому, что она ни хрена не могла бегать, а я не хотел, чтобы она сломала себе шею, пытаясь убежать от меня на каблуках по льду.
Сев следующим утром в самолет, я уставился в окно. Я спрашивал себя, пересекались ли когда-нибудь в Нью-Йорке наши дорожки так, чтобы я не знал об этом. Думала ли она когда-нибудь обо мне так, как я до сих пор думаю о ней.
Я всегда представлял, как мне придется усмирить свою гордыню, когда я увижу ее с другим мужчиной, или как я буду хвалить ее детей, чтобы не сказать: «Эти дети должны были быть моими». Но смириться с тем, что она до сих пор одинока и так близко от меня, было гораздо тяжелее.
– Так, хорошо, – произнесла Анна, пристегивая свой ремень. – Встреча выпускников позади, и мы можем сосредоточиться на новой сделке по сувенирной продукции с «Найк». Они готовы предложить больше, чем первоначально, но они хотят встретиться с тобой лично на этой неделе.
– Ничего не выйдет.
– Что? – Она чуть не поперхнулась. – Почему? Ты месяцами умолял меня сделать это, и я наконец добилась того, что теперь умоляют уже они.
Я взглянул на нее.
– Вчера вечером произошло кое-что. Кое-что важное. И мне надо с этим разобраться, прежде чем приступать к чему-то еще.
– А, ясно, – проговорила она смущенно. – Я так понимаю, это что-то личное?
– Да. – Я отослал сообщение своему знакомому в Департамент полиции Нью-Йорка, в котором попросил его дать мне адрес Шарлотты. – Очень личное.
Шарлотта: тогда
Семь лет назад
Питтсбург
Из-за закрепленного за мной напарника по Уголовному судопроизводству и судебному процессу я стала более критически относиться к условиям поступления в Питт. Сын отставного шерифа, он всю первую неделю хвастался, как легко ему дается Введение в право и как он прошел все требуемые курсы, даже не прочитав заданную на лето литературу. Он сообщил мне, что «махом» сочинит свою часть нашего проекта, который нужно было сдать к концу семестра, а когда я его спросила, в какой области права он собирается работать после университета, он ответил: «В той, что в зале суда».
Он стоял перед аудиторией в своей пижаме и нес полнейшую чепуху, пытаясь изобразить перед профессором судебный процесс. С каждым ответом, срывающимся с его губ, я все больше и больше была благодарна Всевышнему, что его отметка никак не влияет на мою.
– Учитывая все доказательства против меня, – заявил он, – я бы хотел воспользоваться пятой поправкой.
– В сотый раз повторяю, это постановочное привлечение к суду, мистер Брендон, – вздохнул профессор. – Вы можете признать свою вину или заявить о своей невиновности. И все. Постановочные судебные процессы в этом семестре мы уже проводить не будем. Так что, возвращаясь к разделу сто один Правил судопроизводства, спрашиваю еще раз: что бы вы хотели заявить?
Тот не ответил.
– Мистер Брендон, вы можете сделать ваше заявление, чтобы мы уже могли двигаться дальше?
– Это вопрос с подвохом, да? – Он улыбнулся, а потом прочистил горло. – Ваша честь, я бы хотел вызвать своего первого свидетеля.
О боже…
Я не могла это больше слушать. Держа телефон под столом, я хотела прокрутить новостную ленту Фейсбука, но заметила новое письмо от Грейсона.
Тема: Вопрос.
Мне нужно тебя кое о чем спросить.
Грейсон.
Тема: Re: Вопрос.
Возможно, я отвечу «нет». Это поможет?
Шарлотта.
Тема: Re: Re: Вопрос.
Вопрос не о тебе.
Я посмотрел мое описание для благотворительного аукциона свиданий от университетского женского клуба.
В одной графе моей биографии сказано, что у меня «улыбка, от которой могут промокнуть трусики у любой женщины». Так вот, вопрос следующий: как думаешь, это верно? (А если быть более конкретным, у тебя когда-нибудь так бывало при виде меня?)
Грейсон.
Боже мой.
Я почувствовала, как у меня начинают гореть щеки, и подняла голову, чтобы удостовериться, что никто не обращает на это внимания.
Тема: Re: Re: Re: Вопрос.
Ответы: Ни фига. Ни фига.
Шарлотта.
Тема: Re: Re: Re: Re: Вопрос.
Твой первый «Ни фига» довольно интересен, учитывая, что президент женского клуба сказала, что ты лично на прошлой неделе помогала ей делать мое описание.
(Думаю, что и второму «Ни фига» я не очень поверил).
Грейсон.
Тема: Re: Re: Re: Re: Re: Вопрос.
Перестань слать мне письма, пока я тебя не заблокировала.
Шарлотта.
Тема: Re: Re: Re: Re: Re: Re: Вопрос.
:-)
Грейсон.
– Я знаю свои права, профессор Тернер! – Внезапный крик Брендона заставил меня поднять голову. – Я знаю свои права!
Профессор покачал головой и закрыл учебник.
