Она вздохнула.
– Это я ему сказала, что ты там будешь.
– Что?
– Ты слышала.
– Надира, ты хоть знаешь, что ты наделала? – Я чувствовала, что закипаю. – Как ты могла так поступить со мной?
Она не ответила.
– Ты хоть знаешь, сколько боли он мне причинил? Он же буквально выбросил меня, как использованную игрушку, под конец наших отношений. И после этого ты ему говоришь, что я приеду туда? Не могу поверить, что моя так называемая лучшая подруга…
– Заткнись, Шарлотта, – оборвала она меня таким тоном, будто уже давным-давно хотела это сказать. – Просто заткнись.
Повисла тишина.
– Я сказала ему, что ты поедешь, потому что думала, что вам двоим нужно поговорить, – наконец проговорила она. – Потому что уже семь лет прошло, а ты все продолжаешь жить в тени отношений, которые, возможно, были лучшим, что случалось с тобой в жизни.
– Да, то, что он себя вел как последний кусок дерьма, точно было лучшим в моей жизни.
– А ты знала, что с момента вашего разрыва он по шесть раз в год звонил мне только для того, чтобы узнать, слышала ли я что-нибудь о тебе? – спросила она. – Что он умолял меня снова и снова сказать твой выдуманный адрес за рубежом, потому что хотел найти тебя?
Я хранила молчание. За годы, прошедшие с окончания колледжа, Надира ни разу не упомянула Грейсона ни в одной нашей переписке.
– Так что да, – продолжила она. – Да, я сказала ему, что ты там будешь. Я сделала это в надежде, что ты наконец перестанешь мнить из себя бог знает что и уже положишь конец этим страданиям. Обманывай себя сколько влезет, но ты его не разлюбила. По мне, так и никогда не разлюбишь.
– Я тебя не просила. – Слезы потекли по моим щекам. – Я тебя никогда ни о чем не просила, потому что ты во всем ошибаешься.
– Да? – презрительно усмехнулась она. – Почему, думаешь, все твои отношения развалились, не успев начаться?
– Потому что мне попадаются одни подонки.
– Или ты просто не можешь не сравнивать их с тем мужчиной, которого все еще любишь, – сказала она. – Почему, думаешь, твоя новая коллекция расходится лучше, чем все те, что были до этого?
– Потому что эта моя лучшая работа.
– Ты не думаешь, что это из-за того, что она навеяна твоими студенческими годами?
– Ни капли. – Я сжала зубы. Я не собиралась позволять ей менять тему. – Надира, не могу поверить…
– Особенно та картина, где парочка целуется посередине футбольного поля, – не останавливалась она. – Она мне по-настоящему понравилась.
– Это ничего не значит.
– Это, может, и не значит, но вот «Рос-гейн кафез энд гэллериз» точно значит.
– Извини?
– Кого ты пытаешься одурачить, Шарлотта? – рассердилась она. – Ты даже не решилась назвать свой бизнес своим же именем, потому что ты знала, что тогда Грейсон найдет тебя.
– Это неправда.
Это было более чем правдой.
– И если ты хоть на секунду могла подумать, что я никогда не разгадаю, что название «Рос-гейн» – это долбаная анаграмма к Грейсону, то ты еще более слепая, чем я думала.
Я ткнула «отбой» и швырнула телефон через всю комнату.
Шарлотта: сейчас
Наши дни
Нью-Йорк
– Иду, иду!
Следующим утром я сбегала по лестнице, благодаря Всевышнего, что еженедельная доставка вина была сегодня пораньше. Я покрепче завязала пояс на халате и открыла дверь, ожидая увидеть разносчика, но там оказался Грейсон. Распрекрасный «Я выгляжу идеально даже в спортивных штанах и белой футболке» Грейсон.
Я попыталась захлопнуть дверь прямо у него перед носом, но он просунул ногу между полотном и дверной рамой.
– Ты не пришла на нашу встречу во вторник, – сообщил он.
– Я в курсе.
– Ты что, забыла? – прищурившись, спросил он.
– Не-а, – пожала я плечами. – Я решила, что не стоит тратить на тебя свое время.
Грейсон молча уставился на меня. Он убрал ногу из прохода, но вместо того, чтобы уйти, раскрыл дверь и вошел, оттеснив меня в зал.
– Я прождал шесть часов, – произнес он резко. – Шесть. Часов.
– Кофе успел попить?
– Завязывай стебаться, Шарлотта. – Он прижал меня к стене. – Мы же договорились.
– Мы еще когда-то договорились, что не причиним друг другу боль, и ты запросто так нарушил обещание, так что, думаю, мы квиты.
– Шесть часов.
– Извиняться не буду, – проговорила я, игнорирую бешеный стук сердца в груди. – Но если дашь мне еще полгода, я, может, передумаю и встречусь с тобой – посидеть, повспоминать. Правда, тебе придется многое мне напомнить.
– А ты не помнишь? – Его губы легонько коснулись моих, и каждый нерв в моем теле загорелся огнем.
– Я помню только концовку.
– А то, что было у нас до этого? – прошептал он.
– Нет. Ничего незабываемого у нас не было. Мы были молоды.
Мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Вдруг его губы оказались возле моих, а мои руки – вокруг его шеи.
Он распахнул мой халат, обнажая мое тело, и поднял меня за бедра, вынуждая обвить его талию ногами. Я набросилась на него с поцелуями, а он яростно отвечал мне. Его набухший член уперся в меня, и я, протянув руку, освободила его от штанов. Пока я массировала его рукой, Грейсон оторвался от моих губ и принялся целовать меня в шею, прикусывая кожу.
Осыпая меня поцелуями, он положил меня на пол и, разорвав упаковку, надел презерватив. Он выглядел одновременно обиженным и злым.
– Обними меня ногами за талию, – скомандовал он, снова поднимая меня. Я подчинилась, и он одним резким движением глубоко вонзил свой член, заполнив меня всю.
Со стоном я закрыла глаза и попыталась приспособиться к его длине, но Грейсон не дал мне такой возможности. Он выходил из меня и вновь ударял, еще и еще.
– Помнишь это? – рычал он, все жестче и жестче трахая меня.
Не отводя взгляда, он смотрел в мои глаза, а я – в его.
Он делал со мной то, что не мог сделать ни один другой мужчина, раз за разом доводя меня до оргазма – и заставляя признать, что лучше секса, чем с ним, у меня никогда не было.
Он схватил меня за бедра, его член запульсировал во мне. Он крепко сжал меня, и мы одновременно кончили. Не сводя с меня глаз, он аккуратно поставил меня на пол.
Не говоря ни слова, Грейсон завязал пояс на моем халате и пригладил волосы.
Я смотрела, как он выбрасывает презерватив в корзину для мусора и поправляет свои штаны. Я попыталась что-нибудь сказать, но из моего рта не вырвалось ни звука.
