Егор прищурил глаза в ожидании ответа.
Да, он ждал, что она ему скажет.
Ника нервно сглотнула.
– А я откуда знаю, – выдохнула она. – Тебе виднее. В последнее время ты о моей жизни знаешь больше, чем я сама.
Последняя фраза сорвалась с губ произвольно. Если бы Ника могла вернуть её, она бы вернула.
Потому что последующая реакция Беркута не заставила себя долго ждать.
Одной рукой властным, не терпящим возражений движением он притянул Нику к себе. Не притянул, впечатал. Прижал к своему телу так сильно, что, казалось, вздумай меж их телами просунуть лист бумаги, затея не увенчается успехом. Ника не успела ничего сказать, возразить. Да и смогла ли она? Хотела ли… Мужской запах обрушился на неё вместе с подчиняющей энергетикой хозяина тела. В сознании Ники произошёл маленький взрыв. Она довольно холодно относилась, как к мужским телам, так и к мужским запахам, а тут… Ей захотелось его втянуть. Жадно. Впитать в себя. Запомнить.
Но, естественно, ничего подобного она делать не стала. Да и не дали ей.
Потому что второй рукой Егор ощутимо сжал её подбородок и, склонив голову так низко, что она ощутила его горячее дыхание на своих щеках и губах, прорычал:
– Знаю, Ника, знаю… И хочу знать ещё больше. А ещё я хочу контролировать её. Твою жизнь. Знать, что ни один мудак в моё отсутствие не будет тебе названивать. А если будет – я ему башку оторву. Поэтому… – его дыхание остановилось на её губах. – Объясни популярно своему… Андрею, чтобы больше не звонил. Один раз объясни. Не поймет – буду разговаривать я. Лично.
Ника смотрела на Егора, позабыв, как дышать. Она, словно попав под гипноз, медленно наблюдала, как трепещут от злости его ресницы, как раздуваются ноздри, как желваки заходили на скулах. Его лицо было близко. Очень близко.
И его слова. Они выворачивали душу наизнанку, пробуждали одновременно протест, желание ответить грубостью, выкрикнуть, чтобы не имел права ей указывать, что делать. И сразу же непонятное, неосознанное идущее откуда-то из глубин души странное приятное ощущение, что на тебя вот так нагло, беспринципно, едва ли не жестоко, заявляют права. Собственнически. И женская сущность, та самая, что есть в каждой девушке, но спит до поры до времени, возликовала.
Ника, тяжело дыша, удивленная собственным внутренним ответом, начала говорить:
– Егор, ты…
Но он ей не позволил и договорить.
– Всё, златовласка. Если я сейчас же, сиюминутно ни утащу тебя в баню и ни сорву с тебя этот чертов халат, моей выдержке придет… конец, – он в последний момент изменил слово. – Начну с твоего телефона. Угадай, что я с ним хочу сделать?
– Даже гадать не хочу.
Ника не узнала свой голос. Сиплый. Низкий. Дрожащий.
Интересно, у неё только голос дрожит или она сама тоже?
Утащу… Сорву…
Как по-мужски. Как захватнически.
Ника снова столкнулась со своими фантазиями в исполнении Егора.
– Вот и правильно, поэтому пошли.
Телефон продолжал мигать вызовом.
Ника на самом деле обеспокоилась, как бы Беркут не разбил его. Она не сомневалась – он потом ей купит другой, более навороченный. И она его даже примет. Но… Не стоит рисковать, не стоит нарываться.
Она видела – Егор в бешенстве. Неужели… ревнует? Да ну, на фиг. Не может такого быть. Кто она ему такая? Очередная пассия на выезд. Что-то новенькое в ней заключалось в её девственности. Дала бы тогда, в «Берлоге», не спросил бы даже, как звать.
А тут пока нянчится. Терпит. Вот купать надумал.
О том, к чему приведет их купание – она даже думать боялась.
– Пошли.
Егор её по-прежнему не отпускал. Держал крепко и в глаза смотрел. Ника даже, если бы и хотела отвести взгляд, не получилось бы. Загипнотизировал?
Она невольно снова вспомнила вечер в «Берлоге». Тогда он тоже давил на неё своей аурой. Подчинял.
В тот вечер хотелось сбежать.
А сейчас?..
* * *
Баня находилась через крытый двор. Возможно, не совсем удобно, но безопасно. Или Ника, выросшая в городе и ни разу не бывавшая в русской бане, имела поверхностные представления о ней.
Всю дорогу Егор держал её за руку. Крепко. Не вырваться.
Ника удивлялась ему. Она заметила, что он постоянно стремится взять её за руку. По-детски мило. Ну вот, скажите, сейчас ходят, взявшись за руки? Молодежь и та редко. А он… взрослый, солидный мужчина. Ника попыталась вспомнить, был ли у неё в небогатом прошлом ухажер, который постоянно пытался бы завладеть её рукой? Нет, не было.
Мысли про странности в поведении Беркута улетучились, как только они вошли в просторное помещение, отделанное евровагонкой. Предбанник, так его называют, кажется?
И вот тут вся бравада Ники испарилась. Улетучилась. Куда-то запропастилась.
Одно дело согласиться на авантюру с Егором Беркутовым, другое – привести её в исполнение, поучаствовать в ней.
Как только он закрыл за ними дверь, Ника начала паниковать. Умом понимала – для паники нет причины. Всё хорошо. А нет, с колотящимся о ребра сердцем ничего поделать не могла. Пришлось отвернуться от Егора и сделать вид, что она рассматривает резной деревянный столик.
– Ника?
Его хриплый голос раздался совсем рядом.
Вот совсем.
Ближе, чем ей хотелось.
Господи…
Да что же он за человек? Что в нем такого, что он вызывает в ней столь разные, абсолютно противоречивые чувства? То желание оттолкнуть, то подчиниться, а теперь и не проходящее волнение, которое накрывает с головой и выгоняет прочь все маломальские разумные мысли.
– Что?
– Не прячься от меня. Ты постоянно от меня убегаешь.
Она? Убегает?
Интересно, когда?
Так и хотелось сказать, что от тебя, пожалуй, убежишь. Найдешь везде.
– Это тебе так кажется.
Чтобы подтвердить свои слова действиями, Ника начала раздеваться. Давай, давай, представь, что ты на пляже! А лучше всего, что ты снова с девочками выступаешь, и тебе приходится переодеваться невесть где. Ника десятки раз выходила на публику в открытых костюмах, да чего греха таить, в той же «Берлоге» выступала в черти чем, а сейчас стесняется. Реально стесняется остаться перед Беркутом в купальнике.
Купальник у неё был довольно открытым. Хорошо, хоть трусики не стринги. Хватит и бюста.
Пальцы, расстегивающие пуговицы на халатике, словно одеревенели и отказывались слушаться, едва справляясь с поставленной задачей. Вот и последняя.
Из груди Ники вырвался протяжный стон.
