На что Беркут, стоящий за спиной, негромко рассмеялся.
– Златовласка, а ну перестань накручивать себя. Что ты там снова себе напридумывала?
– Ничего.
– Ага, и поэтому вздыхаешь так, как будто тебя ведут на эшафот.
– Меня привели в баню.
– И что?..
Гад за спиной продолжал глумиться.
Как ему объяснить, что для неё странно обнажаться, пусть и до купальника, который смело можно принять за нижнее белье, перед конкретным мужчиной. Да что греха таить! Перед ним. Конкретно перед ним.
– Ничего, – фыркнула Ника, стремительно краснея.
– Ниииикаааа….
Её имя, сказанное с легким придыханием, с ощутимо-сдерживаемым смешком вызвало табун мурашек по коже.
Ника, начиная злиться не то на Егора, не то на себя, развернулась на пятках и… едва не уткнулась носом в обнаженную мужскую грудь.
Когда Беркут успел раздеться? Она ничего не слышала.
Он стоял близко. Очень близко.
От его кожи исходило тепло. И Вероника снова невольно попала под очарование его запаха. Остро. Терпко. Приятно. Самым удивительным было то, что у неё закололи кончики пальцев на руках. Словно она интуитивно сдерживала желание дотронуться ими до кожи Егора. Провести по однодневной щетине, проверить, так ли она колюча. Или, напротив, приятна.
Господи, какие глупости приходят в голову!
Точно она и забыла, по какой причине находится в бане!
Ника, очнись! Приди в себя! И спроси – согласилась бы ты при других обстоятельствах пойти с малознакомым мужчиной в баню? Да ни за что в жизни.
А этот попросту тебе не оставил выбора.
Ника хотела отойти, сделать шаг назад. И не смогла. Ноги так же по непонятным причинам налились тяжестью, одеревенели. Не сдвинуть. Собственное тело предавало её? Всё может быть. Как там говорят? Иногда между мужчиной и женщиной случается химия, когда воздух вокруг пары электризуется, становится густым, осязаемым. И каждый из них, сам того не осознавая, поддается невидимым флюидам, начинает воспринимать другого человека иначе. Начинает в нем нуждаться.
Может быть, с ней тоже самое происходит?
Она как никогда остро чувствовала, что они вдвоем с Беркутом находятся в запертом помещении. Нет, врет. Такое было уже в вип-комнате, когда она танцевала для него, а он пожирал её глазами. А что сейчас изменилось? Его взгляд? Нет. Такой же голодный. Ведь голодный… Несмотря на губы, растянутые в улыбке, глаза выдавали Беркута с головой. Даже неопытная в сексуальных вопросах Вероника без труда прочла в них долго сдерживаемое желание.
Егор стоял рядом. На первый взгляд его поза выглядела расслабленной, едва ли не ленивой.
Но в виду большой разницы в возрасте Ника ощущала себя совсем маленькой. Его огромные плечи… которые сейчас были обнажены, и каждый мускул, каждая мышца были четко просматриваемы. Красивые. Черт побери, как бы Ника его ни воспринимала, он представлял собой шикарный образчик современного самца.
Просто шикарный…
Особенно чувствовался его магнетизм здесь и сейчас. Когда он разделся.
Если Егор Беркут в костюме смотрелся впечатляюще, то почти обнаженный – ошеломляюще. Сколько скрытой мощи! Сколько силы!
Ника, не опуская взгляда ниже грудной клетки, нервно сглотнула. Слюна была вязкой.
Что, черт побери, происходит?
– Егор, – Ника всё-таки сделала шаг назад.
Мужская бровь скользнула кверху.
– У тебя красивый купальник, – и взгляд карих глаз демонстративно останавливается на бюсте.
Ника готова была поклясться, что она покраснела от кончиков волос до кончиков пальцев ног.
Её грудь – предмет зависти многих знакомых девочек. Объект восхищения мужчин. И её личная трагедия.
Девяносто процентов времени Вероника спокойно относилась к своей груди. Даже иногда ей гордилась – высокая, большая, «стоячая». Она невольно привлекала внимание, ненужное, по сути. Вот и сейчас Беркут смотрел на её грудь, едва ли не облизываясь. Честное слово, как кот на сметану.
– Думается, тебя сейчас больше интересует не купальник, а то, что под ним, – Ника всё же не удержалась от колкого замечания. Ну что они пялятся все на грудь? У неё даже были футболки с надписями «Смотри выше» и «Глаза находятся на лице».
Если она думала ввести Беркута в стыд, ошиблась. Кардинально.
Снова его греховные губы расплылись в довольной улыбке.
– Хочешь признание, златовласка?
Интуиция завопила – откажись, откажись…
– Хочу.
– У меня есть личный фетиш.
И пауза такая подначивающая.
Ника облизнула губы.
– Какой же?
– Грудь. Большая грудь, – Егор говорил, намеренно растягивая слова. При этом смотрел в лицо Ники, не моргая. Он говорил, и создавалось впечатление, что он пробует их на вкус. Не слова. Её грудь.
Как результат – по телу Вероники пронеслась огненная волна, затронувшая её душу. Она не смогла остаться равнодушной на такое дерзкое признание.
Егор – не подросток. Сформировавшийся мужчина. И каждое его признание несет определенный смысл. Пугающий и одновременно волнительный.
– О, как даже…
– Да. С ума схожу, когда вижу грудь подобную твоей. Рассказать, что мне хочется с ней сделать? – его голос понизился, стал хриплым, будоражащим.
Пока Ника пыталась сформировать адекватный ответ и одновременно унять не на шутку разбушевавшееся сердце, Беркут поднял обе руки и накрыл ими её грудь.
Егор
Он снова увидел её грудь, такую доступную, такую шикарную, и ошалел.
Не удержался и дотронулся до неё.
Да и какой мужик в здравом уме и трезвой памяти откажется от такого богатства, которое протяни руку, и станет твоим?
Когда уже дотронулся, понял, что поспешил. Испугается? По морде заедет? Даст заднюю и убежит?
Ника как стояла в полуметре от него, так и продолжила стоять. Лишь дыхание сбилось.
Она открыла рот, чтобы, видимо, сказать: «Руки убрал!», но вместо этого жадно хватанула воздух, прикрыла глаза, отчего её реснички затрепетали.
А зверь внутри Беркута, что дремал, жадно поднял морду. Ощерился.
И затребовал. Всего и сразу.
– Мы сюда пришли мыться. Или париться… Вот и пошли.
И так осторожно делает шажок в сторону.
Егор с трудом сдерживает как смех, так и желание продолжить. У него член начал наливаться кровью. Это и понятно. Да Беркут знал, что так и будет.
Чего греха таить, он на это и рассчитывал.
