На своё ненасытное возбуждение и на любопытство златовласки. Девочкам нравится видеть, что они возбуждают. Пробуждают в мужчине желание. Некоторые смелеют, некоторые тушуются. Те, с которыми привык общаться Егор, обычно начинают довольно улыбаться и приступать к активным действиям.
Понаблюдаем за Никой.
– Идем.
Он отступил от неё на шаг и краем глаза заметил, как взгляд его златовласки метнулся к его черным плавкам. Бинго, девочка! Он так и знал, что не сможешь устоять, что женская сущность, дремлющая в тебе, непременно даст о себе знать. Вот и первая ласточка.
Он открыл дверь и жестом пригласил Нику.
Та, шумно выдохнув и смущенно пожав плечами, прошла мимо него и ступила за порог.
– Ух ты… Как жарко.
На лице девушки мгновенно проступила легкая испарина. А Беркут не без удовольствия подумал – то ли ещё будет, малышка.
– Сейчас привыкнешь.
– А моются здесь же?
– Нет. В помывочной. Там есть душ. И тазы.
– Тазы?
На лице девушки промелькнуло удивление. Такое искреннее, что Беркут не смог сдержать смеха.
– Тазы, Ника, тазы. Неужели ты ни разу не видела тазов в бане? Фильмы, картинки разные?
– Видела, но… – Ника снова облизнула губы и провела рукой по волосам, которые снова были заплетены в косы. – Егор, я волнуюсь. Поэтому и несу всякую дурь. Я – городская девушка. И мыться в тазиках…
– Поверь, это очень даже забавно. У меня есть бабуля – боевая женщина, кстати. Так у неё такая банька, зашатаешься от восторга. Ни одна навороченная и рядом не стоит. Несмотря на то, что я провел к ней воду и канализацию, бабка держит тазики и моется лишь в них. Душ? Не, не слышали про такое.
Пока Беркут говорил, прошёл к печи.
– Бабушка живет не в Москве?
– Нет. В Подмосковье.
Он видел, Ника нервничает. Переминается с ноги на ногу, не зная, куда себя деть.
До чего же она была красивой.
Егор снова и снова возвращался к ней. Чего греха таить, он повидал много красоток. Как только связался с клубным и охранным бизнесом, красивые девочки стали частью его жизни. Атрибутикой. Одна исчезала, вторая приходила. Все на одно лицо. И с одной жизненной установкой – пролезть. Неважно куда: на сцену, в постель бойца, высокопоставленного чиновника, мелькнуть на телевидении. Показать себя. Чтобы заметили. А раз заметят, значит, появятся деньги, шмотки, рестораны, поездки на океан.
Беркут не брался утверждать, что Вероника другая. Жизнь научила не делать поспешные выводы.
Ему хотелось в это верить. Пока всё, что он видел – его очень даже устраивало.
Даже её девственность! И невозможность вот так запросто разложить её и отыметь.
Он бы мог и девственность порвать. Запросто. И даже после этого продолжил спокойно спать. Определенная сумма решит всё. Всегда решала. Кого-то устроит пара тысяч зелени, кого-то двадцать.
Но ему что-то мешало. Какой-то внутренний блок. Беркут, относительно себя, знал всё и не мнил себя добрым и честным парнем. Добрые и честные не подписываются на убийства. Когда-то, очень давно, когда шёл служить в органы, хотел бороться с преступностью, вычищать нечисть и ублюдков с улиц. Получалось вроде бы неплохо. Они с Шаловым вместе служили, вместе спины друг другу прикрывали.
А потом случилась Саша.
И жизнь завертела по-другому.
Хорошие девочки стали попадаться всё реже. Всё чаще те, кто продавался.
Кстати…
Ника тоже деньги за танец взяла.
Гнилой червяк, что отравляет жизнь каждому человеку, тоже активировался. Ника отработала деньги, станцевала для Егора. И всё же… По законам жанра она должна была швырнуть их ему в лицо.
Егор представил эту картину и едва не заржал в голос. Представил, как она разыскивает его по «Берлоге». Да она из вип выскочила, как ошпаренная! Едва дыша и, наверное, проклиная его. Он принудил её. Заставил танцевать. Она не хотела. Потом уже Дмитрий обмолвился, что Ника не хотела идти. Долго не соглашалась.
Его златовласка.
Нет, от неё деньгами не отделаешься.
Да и он, глядя на её умопомрачительные формы, понимал – да и не хочет он от неё отделываться.
– Готово, Никуль. Давай на полок.
Девушка всё это время молча наблюдала за его приготовлениями. И как он поддавал и веники приготавливал.
О, да, про веники он не забыл. Он же обещал её оприходовать по попе? Обещал. А Егор Беркутов обещания сдерживает.
– Как… вот так сразу на полок… А я думала… Нет, не важно, что я думала. Егор, не обращай внимания на то, что я несу. Сегодня – точно.
Она была сама непосредственность.
Когда не смотрела на его плавки.
Вернее, на его эрегированный член.
Она очень старалась не смотреть. Он исподтишка продолжал наблюдать за ней.
Села на скамью, и делала вид, что ничего не делает. Несколько раз прикрывала глаза, чтобы сразу же открыть. Температура в парилке стремительно росла.
– Ок, не буду. Пора.
Он кивнул на полок.
Девушка, опять же метнув взгляд на его бедра, шумно сглотнула. Даже поднесла руку к горлу.
– Пить хочешь? Здесь есть родниковая вода.
– Нет… пока нет…
Он подошел к полку.
– Выбирай место.
Она замерла рядом с ним в нерешительности.
Пар сделал своё дело, и её тело покрылось испариной. Девушка часто проводила рукой по лбу, смахивая выступивший пот. Стеснялась? Чего? Она очаровательна.
Полок, как и полагалось, был широким и длинным. Ника осторожно взобралась на него и села аккурат посередине.
Егор медленно покачал головой.
– Надо лечь, Ника.
Как же ему нравилось называть её по имени.
Или сегодня вечер такой? Что ему всё нравилось.
После той неконтролируемой вспышки ревности от звонка её бывшего, ему кое-как удалось взять себя в руки. Хотя хотелось ответить на звонок и сказать тому пару ласковых. Не стал при Нике. Даст им ещё пару дней. Если сами не разберутся – пусть пеняют на себя. С Никой он тогда тоже более не будет разводить китайские церемонии.
Пока же…
Он смотрел, как Ника медленно подтягивает ноги и переворачивается. Неумело пытается устроиться на полке.
Беркут старался не смотреть на её бедра и на чертовы белые ниточки, выполняющие роль трусиков. Хорошо хоть не стринги. А то напялят на себя хрен знает что, а потом искренне возмущаются – и чего это к ним пристают да делают вполне определенные предложения?
