Она ничего не говорила. Лишь шумно дышала, гневно сверкая глазами.
А потом начала раздеваться.
В первые секунды Алекс не поверил. Неужели вот так… Без скандала? Без криков «мерзавец» и далее по порядку? Ничего?..
Как оказалось, ничего.
Его подарок-платье было сшито таким образом, чтобы его можно было снять, не прибегая к посторонней помощи. Крючки спереди, искусно скрытые за широкой прострочкой и кружевом. Сесилия, подняв руки, не спеша начала их расстегивать один за другим.
Адова пропасть… В эту секунду Бардок был готов поклясться, что перед ним опытная соблазнительница. Потому что ничего более сексуального, возбуждающего он не видел за всю свою жизнь.
А повидал он много.
В том числе и малик.
Сесилия смотрела на него. Прямо в лицо. Смягчила взгляд, прикусила губу, чтобы та немного припухла и увлажнилась. Настоящая искусительница, оголяющая плечо.
Второе…
У Алекса участилось дыхание, в горле внезапно пересохло. Он не замечал своей реакции, не думал, что в какой-то момент в комнате наступил переломный момент, и ведущей стала именно Сесилия.
Крючки расстегнуты все, кружево нижнего белья дразнит и манит.
Сесилия повела плечами, и платье сползло вниз. Осело на талии, оголив изумительную по своей форме грудь, поддерживаемую корсетом. Все-таки белье «У Лессы» предназначалось именно для таких интимных моментов. Для общения мужчины и женщины. Когда последняя обнажалась для первого.
Бардок сидел, не делая никаких движений.
Только наблюдал.
А Сесилия давала ему шоу.
Качок бедрами влево. Вправо. И ткань скользит вниз, оставляя ее в одних кружевных панталончиках. Короче, чем требовали правила приличия.
И все же чопорная на первый взгляд лесса Клади их примерила.
Алекс возбуждался с каждой проходящей секундой. Его заводило все – как смотрелось белье на миниатюрной Сесилии. Как та двигалась, раздеваясь.
Медленно, тягуче.
Девушка шагнула влево, оставляя скинутое платье на полу.
Не отводя взгляда уже от самого Бардока, она снова качнула бедрами и плавно начала поворачиваться к нему спиной. Подняла руки и вынула шпильки из волос, позволяя им каскадом опасть на плечи.
У Алекса перехватило дыхание и зачесались ладони. Он мог поклясться, что в тот момент чувствовал, как пропускает это шелковое золото между пальцев.
Сесилия откинула голову назад, выгнула спину, позволяя его алчному взгляду увидеть, как прекрасны ее груди. Как они манят, дразнят его.
Алекс находился в шаге от того, чтобы подняться и подойти к ней.
– Достаточно, майстрис Смотрящий? Или мне включить музыку и продолжить?
Ее слова, произнесенные абсолютно ровным, холодным тоном, подействовали на него отрезвляюще.
Он выдохнул, запоздало осознав, что все это время, что она раздевалась, он сидел, дыша через раз. Оттолкнувшись руками от подлокотников, заставил себя подняться, сохраняя видимое спокойствие. Хотя если бы Сесилия посмотрела на его брюки, то могла бы воочию убедиться, что до спокойствия ему теперь далеко.
– Достаточно, Сесилия. Ты очаровательна. Уверен, я получу удовольствие… сопровождая тебя.
Дальше он пошел к двери. Задержался у нее, выдерживая паузу, и только после нее назначил время встречи.
Уже выходя из гостиницы, он остановился на крыльце. Поднял голову и посмотрел на небо.
Неужели…
* * *
Девочка была на взводе. Не хотела идти на контакт, постоянно показывала зубки.
В какой-то момент Бардоку надоело. Еще чуть-чуть и…
Она притихла, когда он остановил мобиль недалеко от Нижних кварталов. Побледнела и затеребила плащ. Правильно, зеленоглазка, в этих злачных местах женщинам, а тем более красивым, молодым лессам надо держаться поближе к мужчинам. И гонор придержать.
Она оступилась, когда самостоятельно, не дожидаясь его, вышла из мобиля и направилась по улице вниз. Каблук ее сапога попал в щель между старыми брусчатками.
Алекс оказался рядом вовремя. Поддержал ее, но она попыталась вырваться. И он разозлился.
Он не знал, что отобразилось на его лице, но Сесилия притихла. Осмотрелась по сторонам и еще сильнее побледнела.
В глубине души он ее понимал. Домашняя девочка оказалась на территории, куда многие мужчины даже днем предпочитали не соваться. Серые обветшалые дома, перекосившиеся, с выбитыми рамами, с большими трещинами по фундаменту и кладке. Плесень давно обосновалась на стенах, вызывая тошнотворный запах. И это только начало. Фонари как магические, так и простые давно тут не жаловали. Выбивали и выкручивали. Там, где предпочитают не показывать лиц, ни к чему освещение. Помои и отходы выливались прямо на улицу. То, что осталось от вечность назад вымощенной брусчатки, нельзя было считать за дорогу. Ногу свернешь – только так. Сесилия, поддавшись порыву, едва не поплатилась вывихнутой лодыжкой.
Но само место – только начало. Трущоб хватает в любом городе, даже в самых небольших есть места, куда лессам путь заказан. Нижние кварталы Мелорида – особые. Здесь можно встретить людей всех мастей. И нелюдей тоже… Сюда спускаются и высокие офицерские чины, и благородные нонны. Здесь можно купить все, что душе заблагорассудится, позволял бы кошель. Удовольствия? На любой вкус и цвет.
А также тайны.
Много тайн.
Старожилы Нижних кварталов были осведомлены порой лучше, чем носящие погоны. Захаживали к ним служители закона. Кому-то везло больше, кому-то меньше. Кто-то договаривался, а кто-то так и оставался лежать в вонючей канаве.
Разное бывало.
Осведомленные люди знали, куда стоит соваться, а какую дверь никогда не стоит открывать.
Смотрящие в Нижних кварталах знали каждую дверь.
И их обитатели этих мест знали в лицо.
– Держись рядом, лесса. Или все же дать тебе возможность прогуляться?
Сесилия посмотрела на него, гневно сверкнув зелеными глазами, и тихо сказала:
– Я помолюсь Праматери за твое здоровье, Алекс.
– Мы все-таки перешли на «ты»?
– Вынужденная мера.
– Мне нравится, что ты идешь на уступки, лесса. Тебе придется пойти еще на одну – дать мне руку.
Ее реакцию он снова предугадал – она резко остановилась и, повернув голову в его сторону, с возмущением посмотрела на Алекса.
– Еще чего, – проговорила сквозь сжатые губы, поправляя полы плаща.
– Тогда аккуратнее ступай на брусчатку, зеленоглазка. – Бардок, осознавая, что ведет себя именно так, как обозначила Сесилия, не мог сдержать циничной ухмылки.