Сесилия, говоря это, не смотрела на Алекса, иначе увидела бы, с каким удивлением он посмотрел на нее. Более того, на дне его глаз промелькнуло и одобрение. Она заметила то, что замечают лишь единицы. Или не хотят замечать.
– Го-о-о-оспо-о-о-ода-а-а…
Перед ними прямо из легкого тумана, что столбом поднялся из-под мостовой и в мгновение рассеялся, появился невысокий худой человек в темно-синем фраке, со шляпой, поспешно снятой и обнажившей заостренный лысый череп.
Их ждали.
Сесилия остановилась и тотчас опустила глаза. В Темном мире женщинам не полагается смотреть мужчинам на голову. Никаким. Ни демонам, ни Двуликим, ни их прислужникам.
– Голем.
– При-и-и-и-и-иве-е-е-етствуйю-ю-ю-ю ва-а-ас. И про-о-о-ошу-у-у за мно-о-о-ой.
Его интонация, приглушенная, низкая, походила на шипение змеи, которую однажды видела и слышала Сесилия, побывав в передвижном зоопарке. Зверушек было представлено мало, зато рептилий хватало. Потом, правда, отчего-то Сесилию беспокоили кошмары, она пару недель плохо спала, ей постоянно казалось, что змеи заползли к ней в дом. Она вставала, зажигала фитиль и осматривала каждую комнату. Даже в подвал спускалась. А вдруг?.. Все было чисто.
Сесилия посмотрела на Алекса, тот сдержанно кивнул и ответил встречающему на незнакомом наречии. Ей не понравилось, что мужчины будут говорить на непонятном для нее языке. Возражать не имело смысла.
Дальше снова была магия. Темная.
Один шаг, и они оказались во дворце. Высокие потолки с витражными стеклами, замысловатые светильники, не похожие на привычные механические или актуальные магические. Стены преимущественно светлых тонов, с замысловатыми гобеленами, больше похожими на шелковые покрывала из Дамоникали. На рынке как-то Сесилия засмотрелась на подобное, долго смотрела, приценивалась и даже начала торговаться, но в конечном итоге так и не купила, оно стоило больше ее двухмесячного содержания. Подобной халатности допустить она себе не могла.
Полы выложены плиткой. Опять же светлой. Ступаешь на нее, и звуки отражаются, чтобы сразу же потонуть, развеяться. Снова какая-то манипуляция с акустикой. Сесилия окончательно убедилась, что кругом – иллюзия.
– Про-о-о-ошу-у-у-у… В-ва-а-а-ас ожи-и-и-ида-а-а-айут.
Неприятный тип, от которого хотелось поскорее избавиться.
Прежде чем сделать шаг в том направлении, которое ей указали, Алекс сжал ее руку чуть выше локтя:
– Сесилия, помни, я рядом.
Сесилия, не поднимая головы, кивнула.
– Я знаю. Спасибо.
Здесь и общение с Бардоком было иным. Никто не иронизировал, не язвил. Все по делу. Они оба понимали, что находятся на чужой территории. Сердце екнуло, остановилось, чтобы в следующую секунду забиться в учащенном ритме.
Она справится.
Как шла по залу, помнила плохо. Или в том тумане, что стелился по полу и оседал на стенах, содержалось наркотическое вещество? Туман едва заметный, и если не присматриваться, не видеть, как твои ноги не ступают по полу, не дотрагиваются до плитки, можно и не заметить. Куда приятнее смотреть на диковинных птиц, вальяжно прогуливающихся по гигантскому саду, что находился за стеклянной стеной.
Зал, куда ступила Сесилия, поражал размерами. Большой, с высокими потолками. И в то же время все внимание забирал оазис из подушек, одеял. А также постамент, огороженный прозрачными занавесями.
Место, где она будет танцевать.
Перед двумя Двуликими, что вальяжно расположились среди подушек и курили дурманящую смесь.
Стараясь не поднимать голову, чтобы ненароком не выказать неуважения, Сесилия с грохочущим сердцем не могла удержаться от искушения. Ей необходимо рассмотреть чудовищ. Тех, кто скрывался за обликом людским. Первое, на что обращалось внимание – на неестественно вытянутое для человеческого взгляда тело. Угловатое, слишком худое. Плечи костлявые, обтянутые пиджаком, напоминающим военный сюртук. Лицо же… Лицо было скрыто под уродливой маской-птицей с вытянутым носом. Гротеск. Сесилия едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть истерически вслух. Еще бы… На что она надеялась? Что Двуликие предстанут перед ней в истинном облике?
Она шла, аккуратно ступая. Любое промедление задерживало ее в Темном мире, казалось, на целую вечность.
Ей бы исполнить танец и уйти. И навсегда забыть, что она здесь была и как-то причастна к Двуликим.
Она взошла на постамент и скинула плащ. Он упал к ее ногам. Никто не удосужился его взять ранее. Пусть. Не помешает.
На ней были шаровары и лиф. Все расшито замысловатыми иероглифами из золотой нити и инкрустировано стеклярусом. Может, и не им… Сесилия не вдавалась в подробности и не желала знать лишнего.
Она просто танцует…
Музыка появилась также из ниоткуда. Из стен? Или где-то притаился невидимый музыкант, вытягивающий из незатейливого инструмента незатейливую мелодию?
Как только зазвучала музыка, которую ни один смертный не услышит за пределами Темного мира, Сесилия вскинула кверху руки, закрыла глаза и начала танцевать. Двигаться, делая плавные движения. Она знала – они завораживающие. Они, спаси ее Праматерь, возбуждающие. Каждый ее поворот, каждое покачивание бедрами, прогиб спины направлены лишь на одно – вызвать желание у Двуликих.
Когда-то там наверху, где вечность назад обосновалась Праматерь, существовали и другие боги. С другими правилами. Более жестокими, циничными. Праматерь, создавая своих дочерей, вложила в них каплю себя, своей любви. Дала право выбора. Другие боги распорядились своим даром иначе.
Общее было одно – место обитания. Земля.
Кто-то считал, что Двуликие – охранники Земли. Что они оберегают поверхность от всего лихого. Возможно. Иначе почему им такой почет? С чего бы… Они не поднимаются на поверхность, но их чтут. Не трогают. При желании их могли вы вычистить. Те же колдуны… Дай только отмашку, и они позарятся на богатство, что хранит Темный мир.
Но нет. Никто никогда не трогал Двуликих. Ни в одной летописи не содержалось информации, что на них случилось хотя бы одно покушение.
Тишина.
Вывод напрашивался сам…
Малика танцевала, не видя, как похоть загоралась в разрезах масок.
У богов свои планы. Всегда. Никому никогда они не дадут полный расклад того, что задумано.
Неинтересно будет наблюдать за своими творениями.
Музыка пленила, уносила куда-то вдаль. Сдвинулись рамки реальности, и в какой-то момент малика перестала понимать, где она и что делает. Только музыка. Только движения.
Она танцевала. Она дышала танцем. Она растворилась в нем.
Танец – начало и конец.
Жизнь и тлен.
Малика танцевала для всех и одновременно только для себя. Ее предназначение заключалось в этих движениях. Каждый день, что она проживала, вел ее именно сюда, на этот постамент, который сейчас сверкал и переливался под ее ногами. Туман окутывал, звал.
