– Конечно, я все понимаю, беги, – отпустила ее Салихат. – И мы будем двигаться потихоньку. – Она осторожно взяла Сашеньку за руку. – Ну пойдем, мой хороший?
Мальчик кивнул. Дарья закурила. Салихат дотронулась до ее руки:
– Не беспокойся за него. У нас все будет хорошо, не сомневайся!
– А я и не сомневаюсь, – буркнула Дарья. – Давайте идите! Долгие проводы – лишние слезы.
Она порывисто обняла мальчика, клюнула его в коротко стриженный затылок и подтолкнула к Салихат:
– Все, все, вперед.
Салихат кивнула и вдруг вспомнила. Роясь на ходу в сумочке, Салихат бросилась к Дарье и протянула ей коробочку, обернутую в пакет.
– Даша, это тебе.
– Что это? – хмуро спросила Дарья.
– Подарок, – пробормотала Салихат, – просто подарок. Тебе от меня.
Дарья разорвала пакет, открыла коробочку и ахнула:
– Ну ты даешь, Салихат! Ничего себе, а? Это ж денег-то сколько! Немерено!
– Да брось ты, – отмахнулась Салихат. – Подумаешь! Носи на здоровье! – И быстро пошла прочь.
Сашенька вопросительно смотрел на Салихат:
– А ты купишь мне жвачку? И шоколадку?
Салихат рассмеялась:
– Конечно, куплю. Ну давай скорее на автобус, он ждать не будет. А как только приедем – все и куплю.
Перед тем как подняться на ступеньки автобуса, Салихат оглянулась – нет, за ними никто не гнался.
Да и зачем Дарье их догонять? Смешно даже. Но все равно Салихат была рада, что автобус быстро отъехал от станции.
Сашенька бегал по дому и кричал:
– Ба, а где мой деревянный конь? Ну, тот, что дед подарил? А сабля? С красной ручкой, ты что, забыла? А солдатики? Нет, не эти! Другие, коричневые!
Все, конечно, нашлось. А вот за стол долго его усадить не могла – снова бегал то в сад, то в огород, то в сарай. Застрял в хлеву – гладил корову. Наконец утомился. Ел хорошо, с аппетитом. Салихат смотрела во все глаза, и сердце ее пело от счастья.
Вдруг мальчик замер, на секунду застыл, захлопал глазами и по-взрослому хлопнул себя ладонью по лбу:
– Вот я дурак, ба, совсем забыл!
– Что забыл? – испугалась Салихат.
Он не ответил, бросился в свою комнату, порылся в чемодане, достал что-то оттуда, вбежал обратно, подбежал к Салихат и молча протянул ей темно-серую пластиковую коробочку.
– Что это? – удивилась Салихат. – Мне?
– Тебе, – смущенно ответил он. – Тебе купил. Подарок.
Салихат открыла коробочку.
На дне ее лежало колечко – совсем простое, скорее всего металлическое, тоненькое, с маленьким черным матовым камушком.
– Это мне? – повторила Салихат.
– Тебе, тебе! – повторил смущенный Сашенька. – В киоске купил, где газеты продают. Сам, без мамы. Денег скопил и купил. Для тебя. – И поднял на нее перепуганные глаза: – Тебе не нравится, ба?
Салихат медленно покачала головой:
– Что ты, еще как нравится! Самое красивое из всех, что я видела! Честное слово! И самое дорогое!
Она встала, отвернулась к плите – только бы не разреветься. Проглотила ком, застрявший в горле, и, не поворачиваясь, прикрикнула:
– Может, доешь? Сколько можно обедать?
Ей никто не ответил – Сашеньки в доме не было, его звонкий голос доносился со двора.
Салихат опустилась на табуретку и только тогда разревелась.
Много в ее жизни было подарков. Аллах не обделил. Но этот, пожалуй, был самым ценным. Точнее – бесценным был этот подарок. Салихат улыбнулась.
Письмо
«Дорогой мой сыночек!
Пишу тебе, потому что разговор у нас с тобой, увы, не получается. И я почему-то робею, и ты всегда занят. Но то, что я давно хочу тебе рассказать, так меня мучает, что я совсем потеряла покой.
Предвижу твою реакцию, твою недобрую ироничную ухмылку. И очень прошу тебя, просто очень – потрать три минуты своего драгоценного времени и дочитай письмо до конца. Хотя знаю – как только начнешь его читать, как только поймешь, о чем идет речь, разозлишься еще больше: «Да сколько же можно!»
Можно, сынок. Можно и нужно.
Итак, хватит вступлений. Все это от моего сильнейшего смущения и боязни – да, да, боязни! – твоей реакции. Странно, что мать может бояться сына. Странно и дико, правда? Ну ты и сам отец. Вот и представь.
В этом письме я хочу рассказать тебе некоторые истории, некоторые факты биографии твоего отца и нашей с ним жизни. Поверь, ты многого просто не знаешь и до поры знать был не должен. Да и вообще в нашей семейке это не принято, верно, – скулить, вспоминать и бить на жалость. Сначала ты был ребенком, потом подростком, и тебе было совсем не до нас и не до историй. Потом ты быстро, как-то моментально вырос и стал взрослым мужчиной, и у тебя появились своя жизнь и свои проблемы. И так уж сложилось, что много лет ты живешь со своим твердо, напрочь сформированным мнением. И никто тебя не в силах переубедить. Да никто и не пробовал! И вот поэтому я вынуждена, просто обязана все тебе рассказать.
Нет, конечно, не всё, всё это было бы слишком. Только, так сказать, основные, ключевые моменты. В огромной надежде что-то изменить. Я так на это надеюсь!
Ну, выдох, и – поехали.
Начну почти с начала. В двадцать шесть я овдовела и осталась одна с трехлетней дочерью на руках и, можно считать, без профессии. Кому в те жуткие годы была нужна преподавательница музыки в детском саду? Люди более нужных и важных, всегда востребованных профессий оказались на улице. Ты наверняка знаешь: и доктора, и ученые, и учителя – все рванули кто куда, лишь бы прокормить свои семьи. Ушли в челноки, в торговцы. Оголтело бросились в бизнес. Как правило, прогорали. Какие из инженеров и учителей бизнесмены? Кому-то повезло, было и такое. Но в основном нет. У людей образовывались безумные долги, кредиторы трясли их, как яблони, бандиты выкидывали из квартир вместе с детьми и стариками. Поверь, таких историй я навидалась. Эти бедняги действительно бедствовали, ели хлеб с маргарином и пустую картошку. К ним примкнула и я. Да еще и с ребенком.
С отцом Катьки мы жили неплохо. Виталий работал, пил в меру, был домовитым и рукастым. И тут такая беда – погиб в тридцать, в самом расцвете.
Слава богу, что от него осталась квартира. Добрая свекровь не выперла нас с Катериной оттуда. Но, как понимаешь, больше ничем помочь не могла. Наоборот, это я, нищая и безработная, старалась ей помочь.
Представь, даже в Москве, в столице нашей родины, не было хлеба. Его караулили, брали мешками и делились с соседями.
Всем делились, что там! Тетя Маша, соседка, как-то достала масло, всего ничего, полкило. Но честно отрезала мне половину.
