Я открыл огонь из пулемета. Трассеры перечеркнули стремительный перехватчик, но это было уже бесполезно – истребителем управлял действительно хороший пилот и не менее талантливый стрелок. Увернуться от его ракет мы не успевали.
* * *
– Вот он… – бортмеханик завороженно смотрел вправо-вниз, где, стремительно набирая высоту, в небо взлетала яркая звезда с длинным огненным хвостом. – Действительно, настоящая комета.
Мессершмитт Ме.163 Комета (Ме.163 «Komet») – немецкий ракетный истребитель-перехватчик времён Второй мировой войны. Максимальная скорость – 960 км/ч. Продолжительность полета – 8 минут. Оснащался ракетным двигателем на жидком топливе. Стандартное вооружение – две 30 мм пушки Рейнметалл-Борзиг МК 108. Всего произведено 470 экземпляров, включая прототипы.
Обер-лейтенант тоже наблюдал за полетом Me-163, стремительно догонявшего русский Пе-2, в панике удирающий на восток. Со словами бортмеханика он был полностью согласен. Сегодня Беккер еще раз убедился в том, что этим диким русским никогда не победить Рейх. Какими бы природными талантами ни обладали варвары, они неизбежно разобьются о высокие технологии и научные достижения немецких ученых.
– Ракеты пошли… – забывшийся бортмеханик орал, как ребенок и подпрыгивал в своем кресле, – Есть! Он горит! Русский горит!
В темноте действительно было видно, как пылает левый двигатель Пе-2. Перед самым попаданием русский самолет попытался уклониться от ракет и совершил правый поворот. Еще секунда, и осколки, веерами разлетевшиеся в небе после взрывов ракет, не смогли бы его достать, но русские чуть опоздали с маневром, и получили в корпус и двигатель изрядную порцию железа.
– Что с «Кометой»? – встревоженно спросил Беккер, найдя взглядом яркую точку перехватчика.
– Похоже, истребителю тоже досталось. Русский пытался отстреливаться – я видел трассеры.
Двигатель ракетного «мессершмитта» работал с перебоями. Огненный хвост то пропадал, то вновь вспыхивал в небе, но был уже не таким тонким, напоминающим сотканную из пламени рапиру, а каким-то рыхлым, потерявшим фокусировку. Тем не менее, перехватчик все еще держался в воздухе. Выхлоп двигателя мигнул раз, другой, и вновь превратился в стабильную струю огня.
– Дотянет, – скорее убеждая самого себя, чем действительно испытывая уверенность в своих словах, произнес Беккер.
– Русский падает!
Обер-лейтенант перевел взгляд на подбитый Пе-2. Огонь охватил уже бо́льшую часть его фюзеляжа. Второй двигатель тоже горел, и самолет, беспорядочно кувыркаясь, несся к земле. Спустя несколько секунд он упал в лес и на земле на мгновение расцвел огненный цветок сгорающих остатков топлива.
– Жаль, что радиолокатор не способен увидеть, что происходит на земле, – негромко сказал Беккер, – Если кому-то из русских удалось выпрыгнуть с парашютом, стоило бы снизиться и закончить работу.
– Мы сделали все, что могли, герр обер-лейтенант, – ответил бортмеханик, явно не разделявший сомнений командира, – задача выполнена, а значит, последует заслуженная награда. Думаю, уже завтра при обращении к вам я буду говорить: «герр гауптман!».
* * *
– Экипажу покинуть машину! – слабый голос старшего лейтенанта Калины выдавал его состояние. Несколько осколков, пробив остекление кабины, вошли в тело пилота. Помочь ему на этой планете не смог бы уже никто.
Штурман погиб на месте. В отличие от командира экипажа, осколок попал ему в голову. Живыми и более-менее транспортабельными остались только мы со стрелком-радистом, и сейчас нам действительно следовало немедленно прыгать.
Засевший в ноге осколок сильно мешал. Импланты в боевом режиме снимали почти всю боль, но нога слушалась плохо, а времени у нас не было.
– Давайте вместе, – стрелок-радист схватил меня за плечо и потащил на себе к уже сброшенному фонарю кабины. Я, как мог, помогал ему, что было непросто в полностью потерявшем управление самолете. Наконец, под нами замелькали поля и деревья. Вернее, это перед моими глазами они замелькали, а стрелок-радист видел только черноту ночи. Высоты оставалось километра полтора, и я не стал медлить. Подгадав нужный момент, чтобы не удариться о хвостовой киль собственного самолета, я прыгнул в чернильную тьму.
Хлопок раскрывшегося над головой купола возвестил о том, что парашют сработал штатно. Я огляделся вокруг. В трех сотнях метров от меня белел еще один купол – стрелок-радист тоже успешно покинул горящий самолет, но его все дальше сносило ветром на юго-восток.
Оценив обстановку на земле, я тихо присвистнул. Мое непревзойденное умение находить приключения на мягкие части тела не подвело меня и в этот раз. Не слишком сильный ветер сносил меня в сторону Рогачевского шоссе, в расположение стихийно сформированной оперативной группы советских войск под командованием генерал-майора Захарова
[4]. После захвата немцами Клина группа попала в окружение, и теперь сдерживала яростные атаки немецких танковых и пехотных дивизий.
Что ж, хорошо хоть к своим, а не на территорию противника. К тому же в данном случае имело место разительное отличие от всего того, что я уже видел в котлах – попавшие в окружение пять стрелковых дивизий, танковая бригада, два артиллерийских полка и отдельная мотострелковая бригада спецназа не собирались бросать тяжелое оружие и куда-то прорываться. Они продолжали стоять на своих позициях, намертво перекрывая шоссе, и отбивать непрерывно следующие атаки врага, несмотря ни на какие, даже самые неблагоприятные, изменения обстановки на фронте.
