Бои в окружении сказались и на артиллеристах. Немцы знали толк в контрбатарейной борьбе, и потери материальной части полков оказались значительными. Тем не менее, 152-миллиметровые пушки-гаубицы МЛ-20 сохранить удалось, пусть и в количестве всего девяти штук. С боеприпасами к ним, конечно, дело обстояло кисло, но генерал Захаров отлично понимал, что, скорее всего, его дивизии вступают в свой последний бой, и экономить снаряды в такой ситуации бессмысленно.
С севера, из нашего тыла, накатил тяжелый грохот, и через минуту огонь немецких гаубиц резко ослаб, а потом и вовсе прекратился.
– «Кувалда-2», здесь «Лось». Отработали нормально. Меняйте позиции и маскируйте орудия – к вам идет пятерка пикировщиков Ju-87. Подлетное время семь минут.
– «Лось», тебя поняли. Выполняем.
Нас, к слову, «штуки» своим вниманием тоже не обошли. Не удовлетворившись незавершенной артподготовкой, немцы вызвали пикирующие бомбардировщики.
«Юнкерсы», как водится, появились со стороны солнца. Этих тоже было пятеро. Немецкие артиллеристы уже изрядно перепахали первую линию окопов, и, видимо, собирались перенести огонь вглубь нашей обороны, но тут им на головы стали падать 152-миллиметровые «чемоданы», и их планы резко изменились. Пикировщики, похоже, прибыли доделать за них начатую работу. Видимо, в то, что весь русский заслон выстроен в одну линию, немцы не поверили, и, в общем, правильно сделали.
В отличие от «рамы», наблюдавшей издалека, «штуки» валились прямо на окопы полка Егорова. С земли по ним пытались вести огонь пулеметчики, но немецкие пилоты, привыкшие к тому, что русская пехота стрельбе по воздушным целям обучена плохо, почти не обращали на это внимания.
Давать немцам безнаказанно бомбить наши позиции я не собирался. Красноармейцам еще предстояло выдержать танковую атаку, и позволить врагу еще больше ослабить и так сильно обескровленный полк было нельзя.
Как оказалось, эти мысли пришли в голову не только мне, и когда мы с Игнатовым добрались до загнанного под деревья бронеавтомобиля, навстречу нам уже бежала Лена, а за ней едва поспевал сержант Никифоров, тащивший «панцербюксе-38».
Я ругнулся про себя, но пресекать эту самодеятельность не стал.
– На открытое место не лезьте! – крикнул я Лене, – Бейте с опушки, не выходя из-под деревьев, чтобы пилотам было сложнее засечь вспышку выстрела.
– Есть! – ответил за убежавшую вперед Лену запыхавшийся Никифоров и, загребая ногами снег, рванул догонять сержанта Серову.
В плане обзора деревья мне почти не мешали, тем более что листвы на них не было, но позицию все же стоило сменить – стрельба сквозь плотную гущу веток не идет на пользу точности.
Завывая двигателем и разбрасывая смешанный с грязью снег, БА-10 выбрался на более-менее открытое место. На задние ведущие колеса броневика были надеты быстросъемные гусеничные цепи, что обеспечивало ему приемлемую проходимость, так что, заехав в лес, он умудрился там не застрять.
Помня опыт прорыва из Уманского котла, я попросил у генерала Захарова бронеавтомобиль и пулемет ДШК. В тот раз эта связка показала себя с наилучшей стороны, и, понимая, с чем нам предстоит столкнуться, я хотел иметь в своем подразделении хоть какое-то эффективное средство ПВО, раз уж у нас нет скорострельных зенитных пушек.
Генерал поначалу уперся, но Судоплатов отозвал его на пару слов, и Захаров изменил свое решение.
– Павел Анатольевич, чем вы убедили командующего? – спросил я главного диверсанта страны, когда мы вышли из штаба.
– Захаров, как оказалось, лично знаком с генералом Музыченко, – усмехнулся в ответ Судоплатов. – Дальше рассказывать?
Пока БА-10 буксовал и выбирался из-под деревьев, «Штуки» успели сделать первый заход и один за другим выходили из пике. Противотанковые пушки, как я видел, остались целы – они были неплохо замаскированы. Пехоте в окопах тоже вряд ли сильно досталось, хотя без потерь наверняка не обошлось.
Огонь с земли прекратился – пулеметчики укрылись от осколков на дне окопов, и треск очередей на несколько секунд стих. Тем резче прозвучал хлопок выстрела «панцербюксе» с опушки леса. Вычислитель отметил попадание пули в обтекатель шасси «юнкерса», выходившего из атаки последним. Метка противника сохранила красный контур – серьезных повреждений самолет не получил.
Башня БА-10 уже была развернута в нужное положение, и я навел установленный на ней пулемет на ведущий пикировщик. До него пока было далековато. Следовало дождаться, когда он вновь начнет атаку. В отличие от ситуации под Уманью, сейчас патронов к ДШК у меня имелось достаточно – почти тысяча штук. Тем не менее, стрелять я все равно собирался короткими очередями, а была бы возможность бить одиночными – так бы и делал.
Лена тоже пока не стреляла, хотя из ее длинноствольного ружья уже можно было попробовать достать немца, однако сержант Серова, видимо, достаточно трезво оценивала свои возможности, у нее ведь не было моих имплантов и вычислителя.
Ведущий пятерки пикировщиков перевернулся через крыло и с воем устремился вниз, почти отвесно падая на окопы бойцов майора Егорова. Еще метров двести… Пора!
Двенадцать и семь десятых миллиметра – очень неприятный калибр для любого самолета, тем более для уже прилично устаревшего к началу войны пикирующего бомбардировщика Ju-87. Из трех выпущенных мной пуль одна попала в мотор, не повредив, впрочем, ничего критичного, а вторая в кабину. Вычислитель почти сразу окрасил метку вражеской машины в серый цвет – пилот был убит или тяжело ранен.
Я не стал наблюдать за дальнейшей судьбой подбитого самолета и навел пулемет на следующего противника. Очередь! Мимо! Заметив, что с ведущим что-то не так, пилот второго пикировщика дернул самолет в сторону, и пули ушли в пустоту. Очередь! Везению немца можно было только позавидовать. Два попадания, и ни одного опасного! Тем не менее, от атаки пилот «штуки» отказался, прервав пикирование раньше времени и сбросив бомбы куда придется. Полученные повреждения вполне оправдывали его выход из боя, чем немецкий летчик и воспользовался, заложив вираж и со снижением и устремившись на север. Летел он как-то неуверенно. Видимо, что-то в системе управления все же вышло из строя.
Пока я возился с везучим немцем, третий пикировщик успел сбросить бомбы и начать выход из пике. Краем сознания я отмечал, что Лена тоже ведет огонь, но попаданий в самолеты противника вычислитель пока не фиксировал.
Стрелять вслед третьему немцу я не стал – он был временно не опасен, а вот четвертый «юнкерс» получил свое. Видимо, Великий Вселенский Генератор Случайных Чисел решил отыграться на нем за везение товарища. Крупнокалиберные пули разбили двигатель. Самолет вспыхнул и взорвался в воздухе, не успев упасть на землю.
Видя судьбу товарищей, пилот замыкающего Ju-87 решил не испытывать свою удачу. Он успел перевернуться через крыло и начать пикирование, но почти сразу прервал атаку и сбросил бомбы, стремясь облегчить самолет.
Маркеры системы наведения почти сошлись на немецком бомбардировщике, когда его метка неожиданно мигнула, окрасилась желтым и почти мгновенно стала пепельно-серой. Двигатель пикировщика остановился. Из-под капота ударило пламя, охватывая огненным коконом кабину, и горящий самолет с каким-то жалобно-возмущенным ревом устремился к земле, где уже горели чадными кострами искореженные обломки двух его собратьев с черными крестами на крыльях и фюзеляже. Новая вспышка и гулкий удар взрыва добавили к этой композиции еще один колоритный фрагмент. Сержант госбезопасности Серова сбила свой первый вражеский самолет.
