В XXI веке мы наблюдаем еще и такую странную тенденцию. Многими нашими соотечественниками Гражданская война излишне романтизируется и представляется как нечто очень торжественное и возвышенное. То есть, говоря упрощенно, восприятие событий идет на уровне приключенческого советского фильма «Адъютант его превосходительства». Офицеры обязательно облачены в парадные кители с аксельбантами. Они посещают балы и ужинают в ресторанах. Соответственно, все ужасы войны – кровь, ранения, смерти – отходят на второй план.
Возможно, свой отпечаток на подобные представления наложили и произведения эмигрантской литературы, к которым наш социум получил широкий доступ в 1990-е годы. Так, в знаменитых книгах М. А. Критского «Корниловский ударный полк» или А. В. Туркула «Дроздовцы в огне», конечно же, описываются тяготы и лишения. Но есть в них и красивые сцены, оставляющие ощущение особой духовной гармонии.
Либо возьмем публикации, посвященные Гражданской войне, в российских средствах массовой информации. Если рассказывается о А. П. Кутепове, то статья обязательно будет сопровождаться фотографией Александра Павловича с букетом цветов в освобожденном Харькове. Если речь в публикации идет о В. З. Май-Маевском, то там непременно будет присутствовать изображение чествования генерала жителями Полтавы.
Однако реальная картина была куда более неприглядной. Любая война страшна, а гражданская война, когда брат убивает брата, – особенно. Для офицеров Добровольческой армии это были постоянные переходы, бесконечные бои, наступления и отступления, сопровождавшиеся огромными потерями. Так что публицистам вряд ли стоит непомерно поэтизировать события тех лет.
Апогеем развития Белого движения принято считать 1919 год. И здесь опять мы сталкиваемся с феноменом своеобразного мировосприятия в нашем обществе. Как правило, представления о том времени таковы: в конце 1917 года большевики приходят к власти, а в 1919 году начинается наступление белых по всем фронтам. Получается, что 1918 год каким-то образом выпадает из общей канвы событий. В привязке к нему в качестве наиболее значимых фактов чаще всего вспоминают даже не Первый и Второй Кубанские походы, а, например, мятеж Чехословацкого корпуса. Кто же наступал в 1919-м? Произошли ли кардинальные изменения в составе белых армий по сравнению с предыдущим годом?
На эти вопросы Р. Г. Гагкуев отвечает, что, по сути, весь 1918 год ушел на объединение сил, противостоящих большевикам. Это касается и Южного, и Восточного, и Северо-Западного фронтов. В этот период протекали сложные процессы по сплочению белых армий в единый фронт, после чего были предприняты попытки организации похода на Москву. Конечно, наступавшие войска уже были несколько иными по составу. А главное, это были армии по факту, а не только по названию, каковой являлась Добровольческая армия в начале 1918 года.
К мобилизации и переходу на регулярную основу и Добровольческая, и Сибирская армии, равно как и Красная армия, приступили примерно в одно и то же время – летом 1918 года. Таким образом, к началу 1919 года численность белых войск значительно увеличилась. Причем данное пополнение произошло за счет самого массового слоя населения России – крестьянства. Естественно, это идет вразрез с советскими мифами о том, что генерал Деникин был лютым ненавистником всего крестьянского сословия, а адмирал Колчак вообще истребил в Сибири каждого второго.
Никто не станет отрицать, что в Гражданскую войну имели место многочисленные случаи дезертирства. Но при этом в Красной армии оно носило гораздо большие масштабы, чем в белых армиях. Другое дело, что система борьбы с этим явлением, созданная в РККА, функционировала намного эффективнее.
Что касается построения мобилизационного аппарата, то в войска призывалось все мужское население по возрастам, независимо от того, к какому слою оно принадлежало. Ни на Юге, ни в Сибири не подлежали мобилизации рабочие, особенно занятые на военных предприятиях. Вместе с тем известно, что и представители этого класса сражались в рядах Белого движения. Хотя пополнения за счет рабочих нельзя было отнести к числу самых благонадежных.
Иными словами, и с той и с другой стороны на принудительной основе воевали люди, принадлежавшие к одним и тем же социальным слоям. Понятно, что во времена СССР об этих фактах никто не вспоминал, поскольку тогда главенствовал совершенно определенный подход. Вся советская историография Гражданской войны использовала классовый подход и базировалась на борьбе за крестьянина-середняка и рабочего. Интересно, что нередко можно услышать об этом и сегодня. Как считает Р. Г. Гагкуев, видимо, это объясняется определенной инерцией восприятия социума, когда есть какие-то устоявшиеся, достаточно живучие представления, а время для их смены еще не наступило. Возможно, имеется и некоторая недоработка современных историков в развенчании подобных мифов.
Ко времени объявления генералом А. И. Деникиным «Московской директивы» пополнение белых армий осуществлялось уже по мобилизации, хотя сохранялось и добровольчество. Добровольцы могли призываться в войска по уже действующим приказам или поступать на службу до их распространения на конкретной территории. Так, для офицеров явиться в полк до объявления призыва было гораздо более почетно, чем после него. Кроме того, добровольцами могли становиться те, кто не подпадал под мобилизацию. Первые кампании давали достаточно высокий процент явки: в 1918 году – порядка 75 % от общего количества призванных.
Если говорить предметно о «цветных» шефских полках – Корниловском, Марковском, Дроздовском, Алексеевском, – то, в принципе, для офицеров попасть в них было несложно. Но те, кто приходил по мобилизации, а не в добровольческий период, должны были заслужить право ношения офицерской формы этих воинских частей, пройдя своеобразный испытательный срок на протяжении двух-трех месяцев. Такие офицеры затем составляли костяк офицерских рот в именных подразделениях.
Кстати, у ряда авторов можно встретить упоминания о том, что зачисление в тот или иной полк могло осуществляться на основании политических убеждений. Так, в воспоминаниях С. И. Мамонтова «Походы и кони» есть сведения о существовании в Дроздовском полку монархической организации. Упрощая, некоторые публицисты все сводят к тому, что в Корниловском полку воевали преимущественно республиканцы, в Марковском и Дроздовском – монархисты, ну а Алексеевский был неким промежуточным звеном для неопределившихся. При построении таких теорий обязательно фигурирует фамилия Б. А. Штейфона. И уже на основании этого строятся конспирологические теории о заговоре.
«Московская директива» закончилась катастрофой в Новороссийске. Из-за убыли отступающая армия в очередной раз поменяла свой состав. Ядро шефских дивизий сохранялось, хотя накануне эвакуации в Крым они вновь были свернуты в полки. А вот социальная принадлежность воюющих в Русской армии П. А. Врангеля оставалась той же, что и пестрый социальный состав Вооруженных сил Юга России, где были представлены все слои российского общества.
При этом изменился способ комплектования войск. Если в 1919 году они пополнялись прежде всего мобилизованными в разных регионах России и Украины, то в 1920 году этот вопрос решался в основном за счет пленных. В Крыму, исчерпавшем все свои ресурсы, призывать на службу было уже практически некого. В этих условиях случаи дезертирства были неизбежны, но массовых переходов на сторону противника не было вплоть до отступления Белой армии в порты для эвакуации из Крыма.
