Раздавались звуки, которые, казалось, вот-вот обратятся в слова, но почему-то застревали на полпути, как бывает, если сглотнуть слюну, когда хочется пить. И над всем этим стояла одна, легко различимая нота, поющий свист, легкое прикосновение воздуха к камню, непрерывный, едва уловимый, нескончаемый шелест.
Сверху донесся крик чайки. Подняв руку, он взглянул из-под локтя, но чайка, развернувшись, улетела прочь. Крик стих, и все окутал мягкий, безмятежный, безобидный покой.
Он взглянул на линию горизонта и провел языком по верхней губе. Чайка опять вернулась, задев его крылом — проверяя, затем скрылась. Он сглотнул, широко раскрыл глаза, превозмогая колющую боль. Дыхание участилось.
— Воды!
И так же как на море в момент отчаянного кризиса, в его теле произошла перемена: оно обрело силу и волю. Он выкарабкался из расселины, поднялся на ноги — уже не деревянные. И стал пробираться среди упавших сверху камней, которые сами-то еле держались разве что собственным весом; он соскальзывал в наполненные белой водой канавы, прорезавшие вершину скалы. Когда он приблизился к ее краю, на который уже карабкался прежде, одинокая чайка, вывернувшись у него из-под ног, унеслась прочь. Он с усилием повернулся кругом, едва удерживаясь на обеих ногах. Горизонт повсюду выглядел одинаково. Он сумел сориентироваться только после того, как исследовал каждый уголок, сверяясь с характером местности в разных точках находящейся под ним скалы. И снова обошел утес.
Наконец настала очередь самой скалы, и он пополз вниз, но уже медленнее, перемещаясь от одной впадины к другой. Оказавшись ниже той отметки, где белыми пятнами лежал птичий помет, он приостановился и начал исследовать скалу фут за футом. Распластавшись в расселине, уцепился за ее нижний край, быстро переводя взгляд из стороны в сторону, словно следил за полетом осы. Заметив на плоском камне лужицу, подполз вплотную, прикрыл ладонями и опустил в нее язык. Сомкнув губы, он стал всасывать воду. От лужицы осталось только влажное пятно. Он снова пополз. Добрался до горизонтальной трещины сбоку расселины. Под трещиной от скалы откололся камень, и тут тоже скопилось немного воды. Прижавшись лбом к скале, он поворачивал голову, пока щека не очутилась прямо над щелью, но до воды так и не дотянулся, хотя просовывал язык все дальше, царапая о камень рот; вода оставалась недосягаемой. Тогда он ухватился за треснувший кусок и принялся яростно его трясти, пока тот не отвалился. Но лишь расплескал воду, растекшуюся по дну впадинки. Он стоял над ней, держа в руках отломанный камень. Сердце колотилось.
— Шевели мозгами, парень. Шевели мозгами.
Оглядев иззубренный склон, он двинулся вниз, методично перебираясь с одного места на другое. Заметил в руках обломок камня, выбросил. Он двигался от впадины к впадине, протискиваясь между камнями. Наткнулся на рассыпающиеся кости рыбы и мертвую чайку; ее перевернутая грудная кость напоминала киль брошенного корабля. Потом попались участки, покрытые серым и желтым лишайником, и даже следы земли — холмик, поросший мхом. Кругом валялись панцири крабов, обрывки мертвых водорослей и клешни омаров.
В нижней части скалы в нескольких выбоинах скопилась вода, но она оказалась соленой. Он снова взобрался вверх по склону, позабыв об игле и языках огня. Прошелся пальцами по расселине, в которой пролежал всю ночь, но поверхность была почти сухой. Вскарабкался на каменную плиту, давшую ему укрытие.
Плита была расколота надвое. Должно быть, когда-то здесь шел вертикальный пласт породы, и этот кусок уцелел, остальные со временем выветрились. Потом он упал и раскололся надвое. Большая его часть лежала поперек впадины у края скалы, одним концом выступая над морем, а сама впадина уходила вниз в виде желоба.
Он лег ничком и протиснулся вовнутрь. Передохнул. Затем, словно тюлень, вертящий хвостом и опирающийся на ласты, отталкиваясь, потащил себя вперед. Низко опустив голову, он шевелил губами, причмокивая. Потом затих.
Место, где он обнаружил воду, напоминало маленькую пещеру. Дно ложбинки, где стояла вода, имело небольшой наклон — с этого края лужа выглядела совсем мелкой. Камень расплющил стенку пещеры с правой стороны, так что хватало места, чтобы лежать, расставив локти. Другой камень, который служил пещере крышей, нависал под углом, поэтому ее дальний край не был полностью прикрыт. Высоко, под самым сводом, зияло небольшое отверстие, через которое бил яркий солнечный свет и виднелся клочок неба. Падавший сверху свет отражался в воде, отчего на каменном своде трепетали неясные блики. Вода оказалась пресной, но неприятной на вкус, вызывая какие-то гадкие ассоциации, хотя непонятно, с чем именно. Она уменьшала жажду, но не утоляла ее. Этой жидкости было предостаточно: лужа тянулась на много ярдов вперед и у дальнего края казалась глубокой. Он вновь опустил голову, втягивая влагу. Теперь, когда здоровый глаз и половина другого, где засела игла, привыкли к свету, он заметил под водой какой-то илистый, красноватый осадок. Этот рыхлый осадок легко взбаламучивался и там, где он пил, поднимался со дна, перемещался, сворачивался в кольца, зависал и вновь оседал. Он тупо наблюдал за этим шевелением.
Потом, словно очнувшись, пробормотал:
— Спастись. Думай, как спастись.
С трудом прокладывая себе путь обратно, он сильно ударился головой о своды пещеры. И пополз вдоль впадины, карабкаясь на вершину скалы, снова и снова всматриваясь в линию горизонта. Встал на колени, опустился на четвереньки. В голове быстро вспыхивали и гасли мысли.
— Я не могу все время быть здесь, наверху. И не успею крикнуть, если покажется корабль. Нужно изготовить чучело, муляж. Поставить здесь вместо меня. С борта заметят что-то, похожее на человека, и подойдут ближе.
Рядом, упираясь в стенку, по которой прошла ровная трещина, лежал отколовшийся камень. Он сполз вниз и вступил в борьбу с непосильной тяжестью. С трудом приподнял камень под углом. По телу прошла дрожь, камень свалился. Он в изнеможении упал рядом и какое-то время лежал не шевелясь. С этим камнем ему было не справиться, и он с усилием пополз вниз по маленькому утесу, среди разбросанных обломков скалы, пробираясь к тому месту, где промывал глаз. Увидел замшелый валун, поднял его и, прижав к животу, проковылял с ним несколько шагов, уронил, поднял, снова понес, сбросил на высокий выступ над воронкой и вернулся назад. Над стенкой впадины свисал еще один камень, напоминающий чемодан. Подумав, что и этот может пойти в дело, он уперся ногами в противоположную стенку и подставил под чемодан спину. Тот со скрипом сдвинулся с места. Он подтолкнул его с краю плечом. Чемодан скатился в следующую расселину и раскололся. Невесело усмехнувшись, он втащил большую часть камня на колени, а затем, перекатывая с боку на бок, привалил обломок к стенке и, толкая перед собой, поволок вверх по склону разбитой, но не покорившейся скалы.
Теперь уже два камня оказались наверху, один со следами крови. Он бросил взгляд на горизонт и снова спустился по склону. Остановился, приложил руку ко лбу, внимательно осмотрел ладонь. Крови не оказалось. Он произнес вслух голосом, одновременно глухим и хриплым:
