Госпожа следователь аккуратно сунула листочек в пластиковую папку и вновь уперла взгляд в Лелю:
— Может быть, его тревожило что-то особенное? Поведение как-то изменилось?
— Нет.
— Нет — не изменилось или нет — вы не заметили изменений? Вы же говорите, что у вас в семье все хорошо было, верно? Вы могли ничего не знать о его делах, но близкие люди чувствуют, если с родным человеком что-то не так. Нередко сами себе объяснить не могут, изменения могут быть пустяковыми, однако от близких мало что получается скрыть. Если бы его что-то беспокоило, вы заметили бы?
— Конечно! Только нечего было замечать! Все шло как всегда! Но…
— Но?
— Я вообще ничего не понимаю, поймите! Как такое могло случиться?
— Ну, знал бы, где упасть, соломки бы подстелил. Стопроцентно пока ничего исключить нельзя, но пока все свидетельствует о несчастном случае. Только вам в такой простой вариант не верится, да? И в то же время вы не можете припомнить ничего необычного, что позволило бы отойти от версии несчастного случая.
— Какой несчастный случай! Леня же не мальчишка неопытный! Он на эту рыбалку годами ездил — и ничего! Никогда!
Арине сидевшую напротив женщину было жаль. Но как бы… вчуже, как жаль, например, жертв авиакатастрофы. Или ДТП на обледеневшей трассе — когда никто вроде и не виноват, а сколько жизней сразу разламывается на «до» и «после». И такое вот неприятие, неверие в страшное — реакция самая распространенная. Если бы эта… Александра Игоревна билась в истериках, умываясь слезами и задыхаясь в рыданиях, ей стало бы легче куда быстрее. Но она биться в истериках точно не станет. И сколько пройдет времени, пока она примет неоспоримый факт — ее любящий (судя по всему) и любимый (еще более очевидно) супруг ушел туда, откуда не возвращаются. И с этим придется учиться жить заново. Впрочем, Арина — не священник, ее дело — отработать все версии. Чтобы самая очевидная — несчастный случай — осталась единственной. Будь утонувший слесарем дядей Васей, никто и не ворохнулся бы — каждый год с этой самой подледной рыбалки десятка полтора-два не возвращается. Но — разве такой большой человек может просто утонуть на рыбалке? Вот и приходится копать. Хотя даму — да, все равно жаль. И детей тоже. Хоть и взрослые, а отца потерять… на мгновение ей вдруг представилось, что непоправимое случилось не с кем-то посторонним, а с ее близкими. С папой… ох, нет, нельзя-нельзя, мысль, говорят, материальна. Не дай бог, притянешь несчастье. Она незаметно ущипнула себя за запястье, выныривая из мгновенных посторонних мыслей в здесь и сейчас.
— Александра Игоревна! Если версию самоубийства вы тоже исключаете, остается — убийство? Не скажу, что обстоятельства с места происшествия позволяют такую версию стопроцентно исключить, но, тем не менее, выглядит это… маловероятным. Быть может, у вас есть какая-то дополнительная информация? Вы кого-то конкретного подозреваете? Может быть, Валентину Григорьевичу кто-нибудь угрожал? Звонки какие-то не поступали?
— Н-нет.
Следовательша за мгновенную запинку тут же зацепилась:
— Вы что-то вспомнили? Телефонные угрозы? Письма?
Леля помотала головой.
— Ладно. Пусть так. Но если ему кто-то угрожал, вы бы это заметили? По его настроению, к примеру?
— Заметила бы. Не думаю, чтобы ему кто-то угрожал.
— А вам? — неожиданно спросила Вершина. — В смысле, лично вам, Александра Игоревна?
— Мне? — изумилась Леля. — Но с какой стати?
— Мало ли, — усмехнулась Вершина. — Или вас все всегда только любили? И взглядов косых никто не кидал? И не завидовал?
Леля вдруг вспомнила ту жуткую старуху.
— Но это же бессмыслица! — вырвалось у нее против воли.
— Что именно?
— Да подходила ко мне какая-то психованная старуха, даже как будто угрожала. Но…
— Но?
— Как ненормальная бомжиха могла бы что-то сделать Лене?
— Давно это было?
— Мне кажется, я ее зимой несколько раз видела. А подошла она… в тот день, когда, ну, когда Ленька пропал… я еще не знала ничего, а тут эта сумасшедшая… я испугалась даже.
Выслушав Лелино приблизительное описание страшной старухи, Вершина подтащила к себе громоздившийся на левом углу стола телефонный аппарат: здоровенный, квадратный, с окошечком, где высвечивался номер — набранный или входящего вызова. Похожий телефон стоял в их первой с Ленькой квартире больше двадцати лет назад, тогда такой аппарат выглядел невероятно круто, сегодня же смотрелся почти убого.
Настучав что-то по кнопкам, следовательша быстро заговорила в трубку:
— Матвеич? Вершина беспокоит. Не в службу, а в дружбу… да знаю, знаю, бесплатно только птички чирикают… за мной не заржавеет, не боись. А скажи мне, друг ситный, вот что: нет ли на твоей земле, ну, среди контингента, такой, знаешь ли, колоритной бабуленции? Скорее всего бомжиха. В джинсовой панаме и одежек как на капустном кочане, но сама более-менее субтильная… Росту среднего, с меня примерно, волос под панамой не видно, но точно старуха, морщины, как Дарьяльское ущелье… Да? — Она быстро почеркала что-то в потрепанном клетчатом блокноте. — Ясно-понятно. А попрошайничает эта красавица агрессивно или на жалость давит? Вот оно что… Ладно, бывай.
Бросив трубку в предназначенное ей гнездо на сером телефонном корпусе, она поглядела на Лелю. Непонятно поглядела — не то недовольно, не то, наоборот, сочувственно:
— Есть в вашем районе подходящий персонаж. Старуха то есть. Не совсем бомжиха, но почти. Ну и с головой у нее не так чтоб хорошо. Правда, до сих пор она вроде бы ни на кого не нападала. Обычно просто встает рядышком и смотрит в упор, чтоб, значит, денег дали.
— На меня она тоже не нападала, — жалобно проговорила Леля. — Только гадости говорила, ну вроде бы угрожала. Карами небесными грозила. И… когда я хотела ей денег дать, сказала, что я могу свои деньги… — Она смутилась. — Очень грубо, в общем, сказала. И денег не взяла.
— Ну, всякое бывает, — подытожила Вершина. — Бабуся и так с головой не дружит, может, у нее еще какие-то… винтики перевинтились. Скажу ребятам, пусть айболитам ее покажут, не пора ли госпитализировать. Если она опасна стала… Ну а то, что она набросилась на вас в тот самый день, когда пропал ваш муж, это, конечно, чистой воды совпадение.
Ну да, подумала Леля горько. Вся жизнь — череда совпадений. И выстрел пушки ровно в тот момент, когда старуха завершила свое представление, — тоже, конечно, совпадение.
— О! — обрадовалась вдруг следовательша. — Молодец Матвеич, быстро как подсуетился. Ну-ка гляньте. — Она повернула к Леле монитор, с которого скалилась неопределенного пола физиономия, обрамленная седыми космами. — Ваша?
Леля вгляделась, покачала головой неуверенно:
— Не знаю. Н-нет. По-моему, не она.
— Общее впечатление или что-то конкретное? — деловито уточнила Вершина.
